Это интервью направило тревожные мысли Фрэнсис в новое русло. Она вспомнила заявление Дугласа насчет причастности девушки и ее сестры к убийству Леонарда. Если теперь еще и их обвинят!.. Когда в прессе появились первые фотографии Билли, Фрэнсис поймала себя на том, что вглядывается в них столь же пристально, как недавно вглядывалась в газетные снимки Лилианы. С фотографий на нее смотрело самое заурядное лицо, которое казалось смазливым за счет обесцвеченных волос, обведенных темной помадой губ, густо накрашенных ресниц и выщипанных в ниточку бровей. «Экспресс» иронически называла девушку «Роковая женщина из Бермондси». В подобном же тоне все остальные газеты писали об их с Леонардом «свиданиях на Таллс-Хилл» – словно оттого, что дело происходило в южном Лондоне, вся история становилась еще пошлее и некрасивее. «Господи, какая грязь! – подумала Фрэнсис. – Ну о чем, о чем Леонард думал?» Всматриваясь в снимки Билли Грей, она вдруг вспомнила, как стояла с ним в саду, залитом звездным светом… И опять испытала странную боль предательства при мысли, что Леонард тайно ходил на сторону, что по части лжи он далеко превзошел ее, Фрэнсис.
– Ах, убери их с глаз долой! – взмолилась мать, застав Фрэнсис за кухонным столом с разложенными на нем газетами. – Не понимаю, зачем ты читаешь все это! Толку-то лишний раз расстраиваться? Забудь уже все и успокойся!
– Да как я могу успокоиться? – воскликнула Фрэнсис – тем более возмущенно, что в глубине души только этого и хотела. – Как я могу успокоиться, когда бедный парень сидит в тюрьме, ожидая самого худшего?
– Но от нас-то уже ничего не зависит, верно? Ты собираешься следить за делом вплоть до самого суда в Олд-Бейли?
– До Олд-Бейли оно не дойдет, – твердо сказала Фрэнсис, принимаясь собирать газеты.
– Как тебя понимать? Мы должны надеяться, что дойдет. Ради семьи мистера Барбера.
– Дать ход делу без доказательств нельзя.
– Ох, Фрэнсис, какая же ты упрямая! Парня, конечно, жалко, но… – Мать заговорила деликатным тоном. – Судя по всему, что я видела и читала в прессе, он премерзкий тип.
– Он хулиган и вор, – резко сказала Фрэнсис. – Но кто его таким сделал? Все мы. Война. Нищета. Сами газеты. Он вырос в обществе, где убийство человека – повод для гордости. Так можно ли его винить? Еще совсем недавно мы раздавали медали за человекоубийство. И в любом случае, даже если он самый отпетый негодяй в Лондоне, это еще не означает, что он убил Леонарда.
– Но если убил не он – то кто? – недоуменно спросила мать.
Это был единственный вопрос, на который Фрэнсис не могла ответить, – вернее, единственный вопрос, на который она