Но уже в следующий миг… в чем дело? Что-то произошло, какая-то резкая перемена вроде случавшихся между ними раньше, только теперь не скачок, а спад и угасание. Лилиана закрыла глаза, задержала дыхание; по лицу ее прошла медленная судорога, щеки густо покраснели… но напряжение ничем не разрешилось, пошло на убыль, и теперь Фрэнсис почувствовала, в какой неудобной, нелепой позе они стоят. Все мышцы у нее ныли, горели, гудели от усталости. Она немного изменила позу и перенесла тяжесть тела на другую ногу, стараясь двигать пальцами в прежнем ритме. Теперь лицо Лилианы искажала страдальческая гримаса. Фрэнсис удрученно поняла, что та тужится, силясь довести себя до разрядки. Пальцы у нее вдруг словно онемели, утратили чувствительность. Она задвигала ими быстрее и, задыхаясь, спросила: «Ты как хочешь? А? Как мне это сделать?» Но своим вопросом, своим признанием, что у них не получается, она только все ухудшила. Чувство близости и непринужденности исчезло. Фрэнсис осознала, что яростно трет остывающую, липкую, безответную плоть. Сконфуженная, она замедлила движения руки.
А еще через минуту Лилиана взяла ее за запястье, останавливая. Они стояли с опущенными головами и поникшими плечами; дыхание постепенно успокаивалось, сердцебиение унималось.
Но даже тогда еще не все было потеряно. «Давай ляжем», – прошептала Лилиана. Она подвела Фрэнсис к кровати, и они легли, положив головы на единственную подушку, натянув друг на друга стеганое одеяло, чтобы не замерзнуть, как делали в прошлом, когда были любовницами. Подушка слабо пахла Леонардовым бриолином. На пыльной прикроватной тумбочке стояла шкатулка с его запонками, лежал его носовой платок и библиотечная книжка бульварного толка, за которую уже давно набегал штраф; на внутренней стороне двери по-прежнему висел его халат, рядом с Лилианиным кимоно. Но если закрыть глаза, подумала Фрэнсис. Если забыть о неловкой возне и неудаче, происшедшей минуту назад. Если забыть о крови, электрическом страхе, полиции и газетах. Если отрешиться от всех мыслей. Разве тогда не может быть как раньше? Чтобы они снова были вместе, связанные подлинной страстью? Это единственная настоящая вещь. Разве нельзя сделать так, чтобы она снова стала настоящей? Хотя бы ненадолго?
Но бедный парень, затянутый в неумолимый механизм… Мысли Фрэнсис уже возвращались к ужасной действительности. Она повернула голову. Открыла глаза. И увидела на комоде конверт с двенадцатью фунтами.
Не смотри на него, приказала она себе. Не вздумай открыть рот. Молчи. Ради бога! Но она ничего не могла с собой поделать. В ней снова вскипало слепое безумие. Издав мерзкий, презрительный смешок, Фрэнсис сказала каким-то чужим голосом: