По мнению современников Иисуса, было только два доказательства сверхъестественности его миссии — чудеса и осуществление пророчеств, и ученики его прибегали к обоим этим способам доказательства с полной добросовестностью. Уже давно Иисус убедился в том, что пророки писали, имея в виду именно его. Он находил себя в их священных предсказаниях; он смотрел на себя как на зеркало, в котором весь пророческий гений Израиля читал будущее своего народа. Христианская школа, быть может, еще при жизни Иисуса пыталась доказать, что он совершенно отвечает всему, что пророки предсказывали о Мессии. Во многих случаях, однако, эти аналогии представляются чисто внешними и для нас даже почти неуловимыми. Большею частью случайные или ничтожные обстоятельства из жизни учителя напоминали его ученикам некоторые места в Псалмах или у пророков, и благодаря тому, что мысли их постоянно были заняты этим, они усматривали в таких местах образ своего учителя. Таким образом, вся экзегетика того времени заключалась только в игре словами, в цитатах, которые приводились искусственно и произвольно. Синагога не имела официально установленного перечня текстов, относящихся к будущему царству. Мессианские толкования были свободны и скорее представляли собой игру слов, чем серьезную аргументацию.
Что касается чудес, то в эту эпоху они считались непременным признаком божественности и знамением пророческого призвания. Легенды об Илье и Елисее были полны чудес. Считалось непреложным, что Мессия будет совершать много чудес. Недалеко от Иисуса, в Самарии, волхв по имени Симон своими фокусами создал себе роль почти божественную. Впоследствии, когда хотели раздуть славу Аполлония Тианского и доказать, что вся жизнь его была странствованием Бога на земле, это оказалось возможно не иначе, как путем измышления целого ряда чудес, которые он будто бы совершил. Сами александрийские философы, Плотин и другие, уверяли, будто они совершали чудеса. Таким образом, Иисусу предстояло выбрать одно из двух: или отказаться от своей миссии, или сделаться чудотворцем. Надо припомнить, что весь античный мир, за исключением великих научных школ Греции и их римских последователей, признавал чудеса; что Иисус, со своей стороны, не только верил в них, но и не имел ни малейшего понятия о естественном порядке и его законах. Знания его в этом отношении были ничуть не выше, чем его современников. Даже более того, одним из наиболее глубоко укоренившихся его убеждений было именно то, что человек при помощи веры и молитвы может повелевать природою. Способность творить чудеса вообще считалась привилегией, которой Бог регулярно наделяет людей, и в этом не находили ничего удивительного.