Однако эпоха, изобретшая «пояс целомудрия», сейчас же нашла выход в воровском ключе. Мы узнаём, что тот же торговец, который продавал мужьям за большие деньги «пояс целомудрия», в то же время продавал их жёнам за не меньшие деньги второй ключ – «противоядие против морали»…
Если такая «Гименеем на замок запертая» дама сама не имела второго ключа, то для могущественного человека, который натыкался у снисходительной к нему дамы на такое препятствие, не было особенной трудностью найти ловкого слесаря, способного в несколько часов открыть сложный замок и соорудить другой ключ, при помощи которого любовник мог впредь по своему усмотрению отпирать мешавшие его предприимчивости врата и снова их запирать, не возбуждая в муже дамы ни тени подозрения.
Большинство женщин, как упомянуто, однако, сами обладали вторым ключом, который и передавали вместе с любовью избранному мужчине.
То, что эпоха, создавшая «пояс Венеры», изобрела и второй ключ, так что защита против женской неверности становилась не более как иллюзорной, – это только одна, и притом далеко не самая крупная фатальность. Главная ирония заключалась в том, что «пояс целомудрия», усыпив бдительность ревнивых мужей, сделался главным виновником неверности их жён. Муж уже не боялся галантных шуток, которые позволяли себе с его красавицей женой гости или друзья, и потому чаще и дольше отсутствовал дома, чем делал бы при других условиях. Так создавались сотни ранее не существовавших возможностей для измены. И вполне в порядке вещей, что жёны в большинстве случаев старались использовать все эти сотни возможностей. Или, как говорила пословица: «Пояс целомудрия с замком только усиливает неверность жён». И таков в самом деле итог всех сообщений и описаний, посвящённых применению этой защиты женской верности.
Э. Фукс, «Иллюстрированная история нравов. Эпоха Ренессанса» у 1909
Во всякой ревности больше любви к себе, чем к другому.
Ф. Ларошфуко
Внешне безмятежно и даже расслабленно сидя за чашкой кофе, я вновь переживал недавнюю ссору, причём к тому моменту меня уже начало угнетать чувство вины и обиды за то, что Алла назвала меня «сказочником», а самым неприятным было как раз сознание того, что она права и что обида заслужена. В том, что касалось её уголовных методов решения личных проблем, я сожалел лишь о том, что чересчур распсиховался, высказывая своё негодование, но уж в заблуждение-то я свою подругу никогда не вводил И моя злость по этому поводу была нисколько не декларативной, а вполне искренним образом отражала воспитание, быть может, чересчур консервативное и оторванное от реальности, но ни в коем случае не ханжеское – просто лишённое морального релятивизма наших дней. Я действительно не разделял взглядов Аллы и совершенно не одобрял характерной для неё готовности к использованию каких угодно, без исключения, средств для достижения цели. Но упрёк, прозвучавший так обидно, конечно же, касался вовсе не моих устоев, пусть даже Алла и считала их старомодной рухлядью, хотя это и само по себе было бы достаточно неприятно. Нет, речь здесь шла о моём обещании, пусть не сформулированном в виде чёткого манифеста, но всё-таки высказанном вполне определённо и не раз: я же говорил ей о том, что любые проявления ревности считаю делом не только отвратительным, но и неимоверно глупым, а ревнивцев – презираю. И вот, пожалуйста, сам поступил не лучше. А может, и хуже, потому что, выходит, я её не только оскорбил, но ещё и обманул. Да что там! Даже если бы слово «сказочник» и не прозвучало, я бы всё равно ощущал себя ничтожеством после сегодняшней перепалки. Ничтожеством и идиотом.