Когда мы выходили – расчет разворачивал миномет. Наше главное оружие…
Сейчас ни в один населенный пункт нормально не зайти – все окружают себя всем, чем могут – от рвов до брошенных и раскулаченных автобусов и колючей проволоки. Тут к этому прибавились контейнеры и брошенные вагоны.
Осторожнее…
Сам по себе вагон – приличная позиция, чтобы прикрыть тех, кому бежать метров тридцать по заросшему по грудь полю до следующего укрытия.
Я подстроил ночник.
– Пошел!
Луна светит. Хреново это…
Как же мы не ценили того простого, что было у нас. Я вот… я только сейчас пришел к выводу, что самые счастливые мои дни были – не когда я бабки зашибал или вопросы решал – а когда я совсем еще пацаном летом уезжал в деревню к родственникам и там жил простой деревенской жизнью. Я ведь и косить умею, и дрова колоть, и корову пасти. Все я умею… наверное, полученная тогда закваска и помогла выжить, когда мир со всеми его прелестями цивилизации – пошел по наклонной….
Ну и оружие, конечно. Вместе с патронами – у меня два сейфа было, а третий я только под патроны держал. Как чувствовал…
Ну вот, нас жизнь и наказала, отняв разом все то, чего мы не ценили. А теперь она отняла и разум, заставив сражаться на руинах цивилизации.
Все заняли позиции у крайних хат, теперь мне идти.
Пистолет в руку – винтовка накоротке неудобна – и вперед. Трава по грудь, не косит никто, никому сейчас ничего не нужно.
Дошел до своих, хлопнул по плечу – здесь. Тронулись. Пулемет, затем «АКМ», затем уже я.
И тут – запах. Хорошо знакомый, от которого волосы дыбом – гниющее мясо.
Труп!
Осталось понять – мертвый или по правде мертвый?
Подал сигнал опасности, рассредоточились. Нашли почти сразу.
Дядька лет пятидесяти. Одет как сейчас все одеваются. Я включил фонарик с инфракрасным фильтром, присел. Несколько пулевых, потом в голову. Следы волочения – скорее всего расстреляли и бросили тут. Еще какой-то запах привлек мое внимание как необычный, но знакомый. Я пощупал, поднес к носу.
Моча.
Значит, еще и мочились на труп.
Твари.
Знаете, за что они его? За то, что ватник. В их понимании любой, кто повзрослел в СССР, – ватник, неисправимый. Они их и убивают. Рабы из таких людей плохие – да и не идут такие люди в рабы.
Ненависти не было, я давно запретил себе ненавидеть. Просто еще раз я убедился в том, что для нас и фашистов слишком мала эта Земля – даже сейчас.
Должен остаться кто-то один.
И тут мы услышали хорошо различимый в ночи звук двигателя.
Тарас был «зи Львива».
Он не был бандеровцем в том понимании, в каком его понимают русские – потому что то, что для русского фашизм, для хлопчика из Львова – просто жизнь как она есть. Здесь молодожены фотографируются у памятника воинам УПА, что вы еще хотите?