Видать, не простая змеюка это, сама хозяйка источника явилась – дочка аль невеста волшебного змея. В древние времена-то этот змеиный бог в жертву себе девушек требовал, а взамен клады раскрывал да урожай хороший дарил… Неужто жрица его золотоглазая потребует, чтобы я здесь, в плену его, осталась?
Но не дрогнула душа, когда сказала я:
– Бери что хочешь. Но дай воды для моего жениха.
– И даж-ж-ж-же ес-с-с-сли не увидиш-ш-ш-шь его больш-ш-ш-ше, вс-с-се равно готова отдать з-з-за воду ч-ч-ч-что ни з-з-з-захоч-ч-чу? – сощурилась змеедева с недоверием. – Али ты обман какой з-з-з-замыс-с-с-слила?
– Помыслы мои чисты, – бесхитростно ответила я, зная, что скрывать мне нечего. Не хотелось бы, конечно, здесь век коротать, но если это единственный способ добыть воды и Ивана спасти, так тому и быть, значит. – Разреши только взглянуть на него в последний раз.
– Еж-ж-ж-жели не вернеш-ш-ш-шься, так недолгий с-с-с-срок будет ж-ж-ж-жизни ваш-ш-ш-шей с-с-суж-ж-ж-жден, да и з-з-з-за ту з-з-заплатите тройную цену. Пос-с-с-сле нес-с-с-скольких з-з-з-зим с-с-счас-с-стья бес-с-с-спечального беды великие на царс-с-ство ваш-ш-ш-ше падут. Чуж-ж-ж-жой ж-ж-ж-жиз-з-знью выкупиш-ш-ш-шь царевича ж-ж-ж-жизнь.
Вот ведь знала змеюка подколодная, какой соблазн своими словами создает, – мало кто будет раздумывать, любой выберет жизнь близкого человека, отдав мору и древнему богу на откуп чужую кровь и плоть.
И во мне дрогнуло что-то на миг единый, и змеедева это сразу ощутила, больно уж радостно ее глаза засверкали, будто уже получила меня и душу мою. Позволила мне жрица Велеса подойти к скале и набрать в один бутылек, заранее приготовленный, мертвой воды, во второй – живой.
Зашипели девицы-змеевки, когда отошла я от камней, потемнели глаза их, словно смолой затекли, и зашевелились распатланные волосы, будто бы змейками стали, ожив в миг этот.
Страшно мне стало, но свободен был путь среди тумана и выход в палаты царские виднелся. Путь, открытый домовиком, вел меня в комнату с высокими расписными потолками, с колоннами нефритовыми и изразцами дивными. Там видела я одрину, на которой, в пышных перинах да высоких подушках с лебяжьего пуху, и лежал Иван мой – бледный, с чертами обострившимися.
Жизнь за жизнь?
И я бросилась к нему, пока не передумала жрица древнего змеиного бога. Но едва плеснула на лицо Ивана мертвой воды – почернело оно, живой – розовый цвет к нему вернулся, и тут же стыд и боль стиснули сердце.
Что же я творю-то?
Хочу, чтобы неизвестные мне дети и старики, девки и витязи за счастье мое ворованное заплатили?