Прошло две луны с тех пор, как жить стала Заряна в лесу, – пообвыкла она, приноровилась. Поначалу очаг, что по-черному коптил, сложно было ей разжигать – дома-то печка была, но вскорости управлялась в землянке она, как будто всю жизнь тут провела. И есть приготовит, и уберет, и паутину всю сняла, землю с иголками сосновыми повымела – в избушке было грязно, неуютно. Но с легкой девичьей руки стало хорошо да чисто. Муж ее доволен был, любил он ее, да все повторял-наказывал – не уходи никуда, чтоб не озлить, мол, меня.
Заряна и пообвыклась в лесу-то. Но по родне скучала она, и вот стала просить мужа своего – своди меня к селению, хоть одним глазком на сестренок погляжу, с батюшкой и матушкой обнимусь, бабушку хоть в последний раз поцелую – стара она, доживет ли нет до следующего лета, никто того не знает.
Хмурился муж ее, недоволен был, а не смог воспротивиться ласковым уговорам. Забралась к нему на плечи Заряна, да и отправился он к ее родному селению. Шли почти целый день они – и разрешил муж ей переночевать в родительском доме. Мол, все одно ночь вот-вот опустится, по лесу в темное время бродить себе дороже, нечисть может из оврагов вылезти, опасно время после заката.
Договорились, что утром встретятся на той самой полянке, откуда медведь Заряну утащил. Обнялись и разошлись – каждый в свою сторону.
Как пришла Заряна домой – радости материнской предела не было, а сестренки плакали оттого, что старшенькую свою увидали – не чаяли ужо. Отец вот хмурый ходил, смурной, как стемнело, он и ушел куда-то.
А на сердце у Заряны тревога поселилась – все глядела она в окошко, все маялась. Бабушка Добряна вмиг поняла все – да и печально головой качала, мол, зря ты, дитятко, к нам пришла, не любят люди берендеев род, а медведь твой, видать, из них будет – перевертышами их еще кличут.
Заряна бы уже и ушла – да куда в ночи она пойдет? Разве ж найдет по темноте ту поляну, на которой сговорились с мужем встретиться?
Всю ночь она не спала, крутилась, плакала, беду ее сердце любящее чуяло.
А наутро отец да дядьки ее воротились – на рогатины медведя огромного подняли, несли они мясо его да шкуру, уже и освежевали. Как увидела Заряна, что родичи ее натворили, будто обезумела – кричала дико, волосы на себе рвала, ни дать ни взять вдовица по покойнику своему убивается.
Ведь была то шкура ее мужа лесного.
И к вечеру того же дня убежала девка в лес, говорили, в тягости она была ужо. Как жила в чаще лесной – никто о том не знает, да только новые сказки в селении стали сказывать: про медведицу да медвежонка, рода берендеев волшебных, да про то, что людей они больно не любят, словно обидел их когда-то род людской.