Я перекидываю сумочку через плечо и выхожу из офиса, готовая встретить то, что встанет у меня на пути.
* * *
Эверетта в «Розе и чертополохе» нигде не видно. Я выбираю столик в углу и, оглядывая зал, прихлебываю «Каберне Совиньон». Уютный паб на манер клубного, повсюду темное дерево и медная фурнитура. Я никогда не была в Ирландии, но именно такими я и представляю их старые пабы: в камине потрескивает огонь, а над каминной полкой висит золотая арфа «Гиннесса»[20]. Но в этом пабе клиенты молодые и хипповые, деловые ребята в оксфордских рубашках с шелковыми галстуками, и даже на женщинах костюмы из ткани в тонкую полоску. После долгого дня обтяпывания сделок они приходят сюда расслабиться, и паб на моих глазах заполняется клиентами.
Я смотрю на часы: 18:00. Эверетта все еще нет.
Поначалу я замечаю только слабое пощипывание на коже лица, словно по ней прошелся ветерок. Я знаю: исследованиями доказано, что человек в действительности не может ощущать на себе чужие взгляды, но, повернув голову, чтобы понять, откуда у меня возникло такое ощущение, я тут же замечаю женщину, которая обшаривает меня глазами, сидя у стойки бара. Ей под пятьдесят, в ее каштановых волосах красивые седые пряди, она выглядит как моя постаревшая и порыжевшая копия, но с двумя дополнительными десятилетиями уверенности в себе. Наши глаза встречаются, и правый уголок ее рта кривится в улыбке. Она отворачивается и что-то говорит бармену.
Если Эверетт не придет, то в баре определенно найдется несколько других искусительных вариантов.
Я достаю телефон и проверяю, не пришли ли новые послания. Ничего от Эверетта. Я набираю ему текст, когда на моем столе неожиданно появляется стакан с красным вином.
– Это то самое вино, что вы пили прежде. С наилучшими пожеланиями от дамы у бара.
Я смотрю в ту сторону – каштановая дама улыбается мне. Я чувствую, что уже встречалась с ней, только не помню где и когда. Знаем ли мы друг друга или просто у нее одно из таких лиц, таких улыбок, которые вызывают ощущение чего-то знакомого? Передо мной стоит бокал каберне, темный, как чернила, в этом баре, залитом светом из камина. Я думаю обо всех тех руках, через которые прошло это вино, прежде чем попасть ко мне на стол, – от фермера и винодела до бутилировщика. Потом оно прошло через руки бармена, который налил его в бокал, потом – официантки, которая поставила его передо мной, плюс бессчетное множество других невидимых рук. Когда думаешь об этом, то бокал вина кажется тебе творением эльфов, и ты не можешь знать, не желает ли один из этих эльфов тебе зла.