* * *
По соседству с бывшей глюковской гимназией расположено еще одно достойное внимания здание. Правда, в историческом плане дом №13 был несколько скромнее, чем дом №11. Из достойного упоминания – всего лишь «Союз русских граждан немецкой национальности» («привет пастору Глюку»), созданный в августе 1917 года и просуществовавший всего-навсего двенадцать месяцев.
Зато сегодня как раз дом №13 – уникальный. Здесь на стене висит мемориальная доска со скромной надписью: «Всем, кто жил в этом доме, ушел и не вернулся». И годы, к которым относится посвящение: «1941—1945» и «1937—1952».
Под доской – скромный, но всегда ухоженный горшок с цветами.
Ничего подобного в Москве более нет. Только жильцы по адресу «улица Маросейка, дом №13» сами, безо всяких инициатив сверху, создали свое, особое место памяти.
Так что мемориал этот – еще и памятник рубежа восьмидесятых – девяностых, когда Анатолий Рыбаков публиковал своих «Детей Арбата», в кинотеатрах на ура шел фильм Тенгиза Абуладзе «Покаяние», а газеты каждый день публиковали списки репрессированных в далекие сталинские годы.
* * *
А вот дом №9 – вполне равноправный сосед бывшему заведению пастора Глюка. Здесь, к примеру, находилось Малороссийское подворье – своего рода посольство Украины (тогда – Малороссии) в Москве, в честь которого вся улица и получила свое имя.
По-хорошему, улицу следовало бы назвать Малороссийкой. Но москвичи тогда были людьми ленивыми, и выговаривать заковыристое слово никто, конечно, не хотел. Так и появилась Маросейка – сокращенный вариант.
Затем посольство переехало, а на его месте разместились владения «нежинского грека Ивана Павловича сына Бубуки». Предприимчивый Бубуки сдавал свой дом внаем, и в 1820-е тут проживал весьма известный деятель – сенатор и почетный опекун Московского Опекунского совета, а также тесть поэта Дельвига Михаил Салтыков. Господин Салтыков и сам слыл остроумцем и пиитом – он даже входил на правах «почетного гуся» и «природного члена» в литературный кружок «Арзамас».
Дмитрий Свербеев говорил о сенаторе: «Замечательный умом и основательным образованием, не бывав никогда за границей, он превосходно владел французским языком, усвоив себе всех французских классиков, публицистов и философов, сам разделял мнения энциклопедистов и, приехав в первый раз в Париж, по книгам и по планам так уже знал все подробности этого города, что изумлял этим французов. Салтыков, одним словом, был типом знатного и просвещенного русского, образовавшегося на французской литературе, с тем только различием, что он превосходно знал русский язык».