За воротами, вправо от широкого проспекта, который шел к церкви, тянулся ряд старинных зданий: домовитый «житный двор», амбар, длинная рига, наконец за ними – новый двухэтажный кирпичный приют, построенный нами в 906 году. Налево от проспекта и за церковью раскинулось широкое село…
Но время, давно время кончить. 5-го марта 17-го года, взяв с собою икону Тихвинской Божьей Матери и святого Николая Чудотворца, мы выехали из Буец, направляясь сначала в Оптину к отцу[142] Анатолию, которого глубоко чтила С<оня>, затем в Москву. Будущее представлялось нам смутным и тревожным. Наш путь лежал на станцию Птал. Мы с С<оней> ехали в передних санях с конюхом рабочей конюшни Александром Андроновым[143], так как оба наших кучера – Николай Котов[144] и Трофим Валяев[145] – были на войне; за нами следовали в других санях М<иша> с няней, в них правил Степан Бусагин[146]. Не доезжая мельничного моста через Непрядву, мы оба оглянулись на дорогую нашу усадьбу, на милый светлый дом на горе… Увидим ли мы его снова и когда, или в последний раз он представляется нашим взорам – таковы были наши мысли, исполненные грустных предчувствий. Но тогда все было так мирно в Буйцах и вспоминается восклицание буецкой девушки Андриановой, вырвавшее еся у нее по поводу переворота: «А должно мы уж очень плохи стали, коль царь от нас отказался»; так, по-видимому, преломлялась в умах доброй части буецкого народа чуть ли не мировая революция!
В Оптине отец Анатолий благословил наше намерение приобрести дом в Сергиевом Посаде, куда мы и переехали жить под покров Преподобного.
* * *
Бывают периоды в жизни государств и отдельных личностей, когда все кажется незыблемым, почти вечным. Таким периодом в моей жизни были годы, прожитые мною в Буйцах от 1879 по 1917 г<од>.