Из недавнего прошлого одной усадьбы (Олсуфьев) - страница 105

Что же собою представляют три тетради чернового варианта? Это самодельные записные книжки из плотной желтоватой бумаги форматом в малую 4°. Обложка первой тетрадки оформлена рисунком картуша с изображением урны, подписанным «Гр. С. В. О.», то есть «Графиня София Владимировна Олсуфьева». Здесь же общее обозначение книжек, то есть «Общения», и номер тетради: «I». Две другие тетради не имеют рисунка, а только общий заголовок «Общения» и номера тетрадей (II и III).

Записные книжки охватывают без малого четверть века: с 1913 по 1936 год. Это, по существу, те же годы, когда обдумывались и создавались воспоминания о Буецком доме, что уже оправдывает публикацию дневников в качестве приложения к основной рукописи. Время после 1917 года было, однако, «неуютное», а с 1928 года оно стало опасным: с часу на час все «бывшие» жили в постоянном ожидании ареста, высылки, тюремного заключения, лагерного этапа и расстрела. Держать дома компрометирующие рукописи и бумаги значило бы подвергать себя и родных репрессиям со стороны советской власти. Тем удивительнее, что аресты в 1938 году Ю. А. Олсуфьева, а в 1941 году С. В. Олсуфьевой прошли без изъятия фамильных вещей и архивных документов, что сохранило немало свидетельств о жизни и творческой деятельности Юрия Александровича. Осторожность и настороженность повлияли, однако, на цельность записных книжек: вырезано посвящение «Для друзей» (оно сохранилось в беловике из Российской Государственной библиотеки), вырезано еще 15 записей и вымарано 94. Не исключено, конечно, что это говорит об авторской работе с рукописью: что-то показалось Юрию Александровичу неточным или неверно сформулированным, но поскольку основной блок изъятий и вымарок приходится на 1920-е и 1930-е годы, у нас есть основания считать, что Ю. А. Олсуфьев руководствовался именно осторожностью. Несомненно та же причина заставляла его обозначать конкретные личности в записях только инициалами – частично так и нерасшифрованными публикатором. Наконец та же причина вынудила его приписать записные книжки (на отдельной странице i-й книжки) графу Михаилу Адамовичу Олсуфьеву – Дмитровскому уездному предводителю дворянства, умершему в 1918 году.

Юрий Александрович Олсуфьев в Красных Буйцах. Около 1910. Частное собрание, Москва

По замыслу Ю. А. Олсуфьева все записи в «Общениях» пронумерованы: в первой записной книжке их 128, во второй – 100 и в третьей тоже 100. Но уже с середины третьей книжки начинается новая нумерация, охватывающая только 1924 и 1925 годы: в этом блоке 81 запись. Начиная с 1926 года исчезает всякая нумерация записей. Более того – записи 19261937 годов не только не нумерованы: они вписаны на оборотные чистые листы во 2-ю книжку (с 1926 по 1931 год), потом на оборотные чистые листы i-й книжки (с 1932 по 1935 год) и на оборотные, а частично и на лицевые стороны листов 3-й записной книжки (с 1935 по сентябрь 1937 года). Наконец, все записи с октября по декабрь 1936 года вписаны в 1-ю книжку и частично в 3-ю, а записи 1937 года – в i-ю. Начавшийся хаос не позволяет точно датировать десять записей, условно отнесенных нами к 1930-м годам. Они помещены в качестве приложения после записей 1936 и 1937 годов. Здесь уместно также сказать, что в нумерации записей в 1-й тетради Ю. А. Олсуфьевым допущена ошибка: вместо № 89 поставлен № 59 и общее число записей в авторском экземпляре не 128, a 100. Правильная нумерация восстановлена нами по чистовику из Российской Государственной библиотеки.