Стефан нервно вертел в руках злополучный диск. Несомненно, разгадка здесь, в этих жутких кадрах, от которых до сих пор стучало в голове.
Он был убежден, что сам увлек жену за собой в сумрак. Но что послужило спусковым механизмом, сигналом? Сильвия, несомненно, недавно где-то пересеклась с убийцей, хотя и вовсе не должна была. Кто это мог быть? Продюсер? Врач? Психиатр? Ну да, психиатр, этот самый Робовский, на прием к которому он так и не попал, потому что наблюдал за Мелиндой. Может, да, а может, и нет.
Стефан закрыл глаза, и перед ним поплыли лица: Арье, Маршаль, Эверар, портье из «Трех парок», Маше… По большей части это были люди незнакомые, которые появились на его пути только в снах.
И один из них снимал на пленку гнусные убийства. Он и создал тот дайджест ужаса, что лежал сейчас у Стефана в руках.
Вдруг одно из лиц отделилось от других.
Стефан поднял диск и поднес его к глазам. На него смотрел убийца.
Пятью минутами позже, найдя среди заметок и записок нужный адрес, он уже мчался из дому, и шины автомобиля визжали на поворотах.
Приехав в Пятнадцатый округ к больнице Некер[75], куда его привели поиски в Интернете, Вик с большим риском припарковался на площадке приемного отделения и выскочил из машины. В числе прочих эта больница занималась и врожденными заболеваниями у детей.
Стефан был недоступен и по домашнему, и по мобильному телефону. Почему он не отвечает?
Вик не без труда нашел дорогу в лабиринте коридоров и оказался в отделении детской психиатрии. Найти того, с кем можно было поговорить, тоже было нелегко. Им оказался профессор Шафран. Лейтенант торопливо разложил перед ним кадры рентгенограмм, распечатанные с диска на компьютере. Качество их было не ахти, но множественные переломы просматривались хорошо.
– Мои выкладки привели меня к вам, – объяснил он. – Я разыскиваю этого пациента.
Шафран, человек лет сорока, вертел в руках ручку.
– И это все, чем вы располагаете? Фотокопии рентгеновских снимков?
– Да, это снимки ребенка, который, может быть, много лет назад лечился в вашей клинике.
– Может быть?
– Если не ошибаюсь, у вас лечатся дети с редкими заболеваниями?
– Да, в числе других. Но это не основное, чем занимается наша клиника.
– А врожденной нечувствительностью к боли вы занимаетесь?
Выражение лица Шафрана изменилось. Он взял фотокопии в руки и нахмурился:
– Да, здесь налицо врожденная нечувствительность к боли. Снимки, к несчастью, типичны. Какие там стоят даты?
– 87, 89, 90, 92-й.
Шафран разложил листки по столу:
– Прошло почти двадцать лет, и вполне возможно, что пациент уже умер. Мне очень жаль.