– Ты и стеклодувное мастерство? Нужно попробовать… – ответила Мария, тая под взглядом Франко.
Ванда затаила дыхание. Стоит ли сейчас озвучить дерзкую мысль, которая вертится в ее голове уже несколько дней, как надоедливое насекомое?
– А что ты скажешь, если я как-нибудь навещу вас в Лауше? – пискляво спросила она. – Там я могла бы что-нибудь попробовать выдуть. Разве это не замечательная идея? Если мать позволит, я могла бы отправиться туда прямо вместе с тобой, когда ты будешь возвращаться на родину.
Прежде чем Мария успела ответить, Франко вывел вперед двух итальянских стеклодувов.
– Позвольте представить: Флавио Скарпа и Матео ди Пианино! Мастера охотно поговорят с вами и ответят на вопросы. Впрочем, вам придется потерпеть меня в роли переводчика: они не знают ни немецкого, ни английского!
Между Марией и двумя стеклодувами сразу завязался разговор на узкоспециальную тему о технике стекла с нацветом, впайке порошка, преимущественных прослойках и других вещах, о которых Ванда не имела ни малейшего понятия и которые ее не интересовали. Мария же была полностью в своей стихии. Казалось, она позабыла не только о Ванде, но и о красивом итальянце, лицо которого постепенно мрачнело.
«Возможно, я действительно выбрала не самый лучший момент, чтобы озвучить идею посещения Лауши», – злилась Ванда, переходя от стенда к стенду.
Мария и Франко проводили Ванду до дома. Сами же отправились в маленький бар недалеко от дома Рут. Заведение не было ни особо шикарным, ни уютным, как и не было знаменито своим меню. Кроме сэндвичей, здесь, собственно, ничего не подавали, и посетители здесь были абсолютно нормальные. И все же (или благодаря этому) Мария и Франко чувствовали себя тут комфортно. Когда они сидели за круглым красным пластиковым столиком, пили пиво или виски, им никто не мешал. Сюда не забредали ни художники, ни хозяева итальянских ресторанчиков, которые хотели обговорить с Франко более выгодные условия и поторговаться. Мария лишь временами узнавала кого-то из соседей Рут, но они лишь кивком приветствовали друг друга. Как ни любила Мария суету Гринвич-Виллидж, иногда она просто хотела покоя.
– Ох, как же я устала! – простонала она, едва сев за столик. – Мои ноги так гудят, чуть не отваливаются. Но вся эта беготня стоила того: выставка была чудесная! У меня было такое чувство, будто все эти экспонаты отзываются в душе хрустальными колокольчиками. Да и Ванда была восхищена! Словно маленький ребенок, правда? А она может весьма утомлять, ты не находишь? Или… Что такое, почему ты так мрачно на меня смотришь?