Рихард Штемме!
По спине пробежал озноб. Ей с трудом удалось во время следующего па не споткнуться.
Она словно хотела доказать себе, что никакой незнакомец никогда не сможет оказать на нее влияние, и заставила себя взглянуть ему в глаза. Сотни бабочек запорхали у нее в животе. При следующей смене партнеров в танце она оказалась рядом с дядей Петером и была рада этому.
Господи, что же это было?
Когда она за день до этого узнала, что он придет в гости, у нее на миг закружилась голова. Наконец-то она снова сможет увидеть его!
С тех пор как Йоханнес познакомил Ванду с молодым стеклодувом, она постоянно искала повод, чтобы встретиться с ним снова, но ничего не приходило в голову. Она предлагала Йоханне выполнить любые поручения в надежде, что где-нибудь в деревне мимоходом встретит Рихарда. Но все походы – то к молочнику, то на почту, то к коробочнику – были напрасны. Наконец девушка поймала себя на том, что специально идет окольным путем, чтобы оказаться поближе к его лачуге. Снова и снова она мысленно возвращалась к тому вечеру, когда они с Йоханнесом навестили Рихарда. Как блестели на его темном лице голубые глаза, когда он говорил о муранском и венецианском стекле! Его голос звучал так, словно Рихард говорил о возлюбленной, – сдавленно и невероятно нежно, страстно и уверенно. В тот момент (к собственному удивлению) Ванда поняла, что хочет стать предметом его страсти. Чтобы Рихард говорил так о ней… Что за сумасбродная мысль!
И вот теперь он танцевал с ней в доме Йоханны…
Около десяти часов вечера сосед убрал инструмент и потребовал пива. Остальные тоже были благодарны за перерыв, поэтому стол и стулья снова поставили в центр комнаты. Когда Йоханна подала хлеб с маслом и соленую сельдь, все уселись за стол, вспотевшие и довольные.
– А теперь второе любимое блюдо! – воскликнул Йоханнес, когда блюдо с селедкой опустело.
Он принялся макать хлеб в оставшийся из-под рыбы рассол. Когда Петер предложил Ванде сделать то же самое, девушка отказалась под предлогом, что уже сыта.
Ей снова пришлось скрывать удивление оттого, насколько скудным было домашнее хозяйство ее тетки. Еще больше угнетало осознание, что ее семья в деревне считалась зажиточной. Возможно, по соседству были семьи, которым в новогоднюю ночь вообще нечего было есть и приходилось просто сидеть в неотапливыемых комнатах.
Члены семьи Штайнманн-Майенбаум в последний день года даже позволили себе такую роскошь, как теплая ванна. С раннего утра мужчины сменялись у старой печи в прачечной. Как гостье, Ванде позволили помыться первой. Хотя девушка все время настаивала на том, что не желает никому доставлять лишних хлопот, это предложение она приняла с благодарностью. Мысль о том, что нужно будет влезать в грязную воду после мытья Анны и Йоханны, оказалась для нее весьма неприятной. Когда Ванда легла в горячую, пахнущую лавандой ванну, ее мучили угрызения совести: в это время остальные все еще трудились в мастерской.