Бледные лучи зимнего солнца освещали комнату. Мария выглянула наружу, взгляд ее был пуст. Пальмы, кусты лавра, самшитовые деревья – все выглядело как раньше. От мысли, что она не простилась с Франко, отчаяние лишь возросло.
Воздух! Она должна встать и выйти на свежий воздух. Может, тогда ей удастся упорядочить неразбериху в голове.
Мария, босая, прошла в мастерскую и хотела открыть двойную дверь в сад, но что-то в двери заело. Как сильно она ни трясла железную ручку, дверь не подавалась. Странно, только на прошлой неделе по ее указанию садовник смазал замок и дверные петли: скрип во время сквозняка действовал на нервы.
Значит, не в сад. Но куда? Может, стоило упаковать вещи и выйти из дома?
Вдруг Франко еще здесь? Было ведь только семь часов утра. Взглянуть бы на него еще раз! Может, это поможет ей все понять. Она бы объяснила ему, почему обязана уйти. По крайней мере, это Мария должна сделать для него. Мария набросила на себя халат. Она вдруг заторопилась. Но когда она хотела открыть дверь в коридор, та тоже не открывалась.
Мария нахмурилась. Неужели все дело в том, что она сегодня с утра особенно неловкая? Женщина подергала ручку – напрасно. Высокая дверь не подалась ни на миллиметр. Это невозможно!
Она всем телом навалилась на дверь. Ничего не произошло. Что все это означает?
– Франко! – закричала она. – Франко, открой дверь!
В душе Марии нарастала паника. Она, будто спрут, обволакивала щупальцами тело женщины.
– Черт побери, что же это такое? Меня никто не слышит?
Ничего не произошло.
Марию заперли.
– Господи, Ванда! Я ведь стеклодув, а не рабочий на фабрике! У тебя такие идеи!
Томас Хаймер ударил по столу кулаком и изнуренно помотал головой.
– Когда ты заявила, что хочешь помогать в мастерской, я думал, ты имеешь в виду генеральную уборку или вытирание пыли. А о том, что ты поставишь все с ног на голову, речи не было!
Ванда на какой-то миг замолчала. От ярости она сильно сжала губы.
– Вытирание пыли – о такой помощи точно не было речи! Или ты считаешь, что мать согласилась бы отпустить меня, если бы знала, что я тут в горничные пойду? – сказала она после того, как внутренне немного успокоилась.
Только два дня назад пришло письмо из Нью-Йорка на пяти листах, в котором Рут четко дала понять, что не одобряет внезапно проснувшуюся любовь к отцу. Со вчерашнего дня Ванда раздумывала, как помягче сформулировать ответ, который наверняка серьезно обескуражит Рут. Но пока ничего не получалось.
– Да, для грязной работы эта барышня слишком утонченная! Как ее мамаша когда-то, – съязвила Ева, стоявшая у плиты.