- Может, объявится кто и письмо подаст,- с надеждой вздохнула Мезенцева.
- Так ведь не появляется вот,- тоже вздохнул Томилов.- Некому, видно, появляться.
- Может, и некому. А я вот сиди дрожи, стука всякого бойся. Поверишь, сна совсем лишилась, лежу и всю ночь молитвы читаю. Днем часик вздремнешь - и ладно. Уж отдать, верно, что ли?
- Отдай, не томи душу. Бросай все и айда со мной в Казань. Заживем мы с тобой, как мечтали когда-то. Один ведь я теперь, знаешь…
- Знаю, что один. И не одобряю. Не дело это. Зачем Анфису с ребятами бросил? Немолодая ведь она, всю жизнь нездоровая.
- Так спокойнее. И ей и мне. Ее одну-то, с ребятами, трогать не будут. А живут они у тетки в покое. Денег я им от чужого имени иногда посылаю. Ребята уже не маленькие, сами робят. С ней у нас, сама знаешь, счастья не было. Вот ты…
- Ладно, хватит. Об этом надо было раньше думать. Сколько тебя ждала - помнишь? Старухой уже в послушницах ходила, постриг не принимала. Все ждала, может, приберет бог Фису, буду тогда женой тебе, как слово давала. Всю жизнь ведь ждала, Вася!..
- Знаю,- насупился Томилов.- Да что сделаешь, коли отец выдела не давал…
- А для чего тебе выдел? Голова у тебя на плечах, руки золотые, плечи вон какие могутные. Да и я не лыком шита. Прокормились бы не хуже других. Может, и лучше еще. Подались бы куда-нибудь в Сибирь подальше.
- С капиталом-то сподручнее было бы…
- Эх, Василий Михайлович, болесть ты моя. Не в том капитале счастье. Ну, да что уж теперь говорить…
Оба надолго замолчали.
- Проверяла добро-то? Может, уж нет его давно, нашел кто другой, многие ведь там жили?
- Раньше-то удавалось, проверяла - то картошку хранила, то домовничать напрашивалась. А теперь вот милиционер живет, не пускает. Лонись, весной, Иртыш из берегов вышел, затопил огороды, до подвалов ино где добрался. Беспокоилась. Со стороны осматривала, у хозяйки спрашивала. В порядке, говорит, сухой голбец.
- А все там же, не перепрятывала?
- Нет, где зарыли, там и лежат.
- Ну и пусть лежат, бог с ними. А ты - айда со мной. Завтра и уедем. Ко мне прицепок вроде больше нет… Слышь, Марфа…- жарко зашептал Томилов.- Ох и крепкая ты еще на тело, как молодица…
- Уйди, Василий Михайлович, не греши. Не поеду я с тобой, здесь доживать свой век буду. Не судьба уж, видно, нам. Отрекся ты от меня в молодости.
- Будет вспоминать-то.
- Будет так будет. А только разговора об этом больше не начинай… Сколь погостишь-то еще?
- Не знаю. Бог даст, завтра и поеду. Заживаться мне здесь нечего. Старое вспоминать - мало радости, новое наблюдать - и того меньше.