, как ведущий признак развивающейся цивилизации. Западные финикийцы, покинув метрополию и переселившись на отдаленные берега, на протяжении столетий сохраняли свою идентичность, не растворяясь в безбрежном океане окружавших народов. Изменив структуру государства и подход к внешней политике, Карфаген унаследовал от древнего Тира то, что делало финикийцев финикийцами — божеств праотцов, письменную традицию, почти не менявшийся со временем диалект, урбанистическую основу общества.
Другое дело, что в отличие от Эллады, пунийцы не стремились делиться своим культурно-цивилизационным наследием с покоренными и соседствующими племенами. Они не пожелали «карфагенизировать» Ливию, Иберию или западную Африку по своему образцу. То есть превратить (насильно или по доброй воле) всех прочих в условных «карфагенян».
Греки умудрились за минимальный срок эллинизировать даже суровых римлян, пускай и встречая сопротивление ретроградов наподобие Катона, убежденных, что «греческая зараза» погубит Рим.
Причина нежелания Карфагена стать цивилизующим центром, как кажется, состоит в «коммерческой составляющей» западно-финикийского общества, из которой проистекали закрытость и элитарность. Любой инородец, не-финикиянин, это прежде всего экономический конкурент — научи грека или иберийца пунийскому наречию, допусти его «в свой круг», и завтра он приведет десять других. А те приведут еще по десять.
Недаром карфагенский «совет ста четырех» по Аристотелю был замкнутой организацией избранных, эксклюзивным сообществом крупнейших коммерсантов. Своего рода Бильдербергский клуб античности, отбор в который производился не только по признаку личного богатства и влияния, но прежде всего по этнической и религиозной составляющей. Только карфагеняне, в крайнем случае тирийцы.
При этом Карфаген как государство оставался космополитично-открытым с невероятно благоприятными условиями для ведения частного бизнеса, если, конечно, предпринимательство остро не противоречило политическим и военным интересам Нового Города.
«Там каждому дают возможность стать богатым!» — непритворно восхищается Аристотель. В Карфагене не душат запредельными налогами. Не конфискуют собственность при смене власти. Управленческая бюрократия пусть и коррумпирована (как везде), но эффективна. Отсутствует мобилизационное бремя — армия наемная, следовательно ремесленника, квалифицированного рабочего на верфях или фермера не призовут под знамена, если наступит грозный час. Средний класс может быть спокоен: его интересы соблюдаются.
Карфаген в период расцвета действительно до смешного напоминал США 1865-1929 годов — страна, где любой человек, обладающий умом, деловой хваткой и стартовым капиталом способен получить то, что он заслуживает. «Коммерческая цивилизация» приветствовала частную инициативу. Но разница со «старой доброй Америкой» все-таки была существенна — неравноправие по признаку гражданства, вероисповедания и крови.