Советская власть доказала свой прогрессивный характер и в гражданскую войну, которую при поддержке империалистических государств развернула свергнутая российская буржуазия. Контрреволюция не получилась, хотя Антанта белогвардейцам вовсю помогала. А почему? А потому, что у нас не только рабочие, но и крестьяне, то есть сельские мелкие буржуа, получившие наконец в результате Октябрьской революции землю, отдавать ее не хотели и встали грудью на защиту завоеваний третьей русской революции. Вот Деникин двигался с юга к Москве во время гражданской войны, все больше и больше завоевывал территорию, и казалось, что Советская власть висела на волоске. Но Деникин, наступая, отбирал у крестьян землю, которую передали им большевики, реализовывая эсеровскую программу разделения земли по едокам. Большевики понимали, что если разделить землю по едокам, то неравенство в деревне на основе товарного производства восстановится, но если народ требует – надо осуществить его волю, и большевики эту народную волю осуществили. Большевики реализовали не свою программу уничтожения отрезков и создания общественного сельского хозяйства, а программу крестьянскую. И вот наступает Деникин, и везде, где он прошел, вешали тех крестьян, которые получили землю, и устанавливали опять помещичье землевладение. И тогда крестьяне решили для себя, что большевики, конечно, плохие люди, но белогвардейцы гораздо хуже. Крестьяне решили с Деникиным и белогвардейцами биться насмерть, погнали Деникина и белогвардейцев и разгромили их. Или кто думает, что рабочие без активной поддержки крестьян могли победить в гражданской войне? Они победили также при помощи бывших царских офицеров, которые, между прочим, считали, что Советское правительство – это правительство отечественное, оно нам тоже не нравится, но оно же не иностранное. А другая часть офицеров, в целом менее высокого ранга, поддерживала иностранные правительства, направлявшие белогвардейцев.
Рассматривая вопросы революции, мы должны отдавать себе отчет в том, что и в революционное время наряду с более сильными прогрессивными тенденциями имеются реакционные. Так что победа революции – это победа прогрессивной тенденции, но это не значит, что реакционная тенденция после революции вообще исчезла куда-то. Она не пропала, может усилиться и привести к ликвидации завоеваний революции и снова к возврату всего старого общественного строя или прежнего политического строя. Конечно, возврат к прежнему экономическому строю – вообще дело тяжелое. Например, превратить экономику капитализма в экономику феодализма еще никому не удавалось. Это не получится. Хотя монархические партии и есть и они выступают за то, чтобы у нас был царь или король, но чтобы вернуть царя или короля, надо вернуть дворянство, феодалов, а для этого нужно свободных работников снова сделать крепостными, вернуть феодальную зависимость. Но это сделать уже никакими силами невозможно. Поэтому все сводится просто к любви к маскараду –ведь царь, ясное дело, красивее одевается, чем президент. Некоторые у нас сейчас покупают дворянские титулы. Есть же у нас сейчас всякие дальние родственники царей, королей, графов и они не прочь за мзду устроить дворянский титул тому, кто став преступным путем собственником нескольких крупных предприятий, хотел бы обзавестись и звонким дворянским титулом. Однако после того, как капиталистический экономический строй установился, вернуть крепостническое производство с барщиной никому не удавалось. Поэтому хотя и может быть контрреволюция и бывает контрреволюция, но не всегда контрреволюция может вернуть прежний способ производства. Трудно было и экономику первобытнообщинного коммунизма вернуть после того, как вожди племен вышли из общин, заведя себе рабов и заставив их на себя работать. Практически невозможно было вновь превратить в рабов и тех крепостных, которые уже освободились от крепостной зависимости. Так же невозможно рабочего превратить в крепостного. Поэтому когда мы говорим о контрреволюции как о перевороте в обратную сторону, противоположную прогрессу, мы осознаем, что все, что завоевала революция, контрреволюция забрать не может. Поэтому Ленин и говорил, что чем дальше зайдет революция, тем меньше отберет контрреволюция.