Вспомнили Дом. Тут я узнал, что он пострадал лишь частично, и остов стоит целехонек.
Потом все перешли к обсуждению текущих нужд и, кажется, забыли, что было поводом для встречи. В конце концов, жизнь идет, а встречи не столь часты.
Сказав, что тороплюсь, дела заели, распрощался.
Сел на последнюю «Ракету» и поехал в Городец. Прислонясь к окну, удивлялся ставшему привычным чуду скорости на воде. Берега мелькали, не задерживая на деталях внимание. Главным в пейзаже был теперь не берег, а его кружение.
То ли дело — раньше, когда мы с бабушкой на целый день спускались в чрево колесного тихохода, я забирался на верхнюю полку и припадал к круглому иллюминатору. Тогда берега обживались мною по всему протяжению. Успевал выспаться в выцветшей парусиновой палатке на высоком берегу, где сосновый бор, пока хозяева ловят рыбу нам на вечернюю уху, слазить на покосившуюся колокольню, пока бабушка зазевалась — с дорожной снедью возится, и бухнуть разок в несуществующий колокол (сейчас и колокольни уже нет, — может проглядел?) и много чего еще. Но вот уже пошли дома — лабазы Нижней Слободы, почти сохранившейся в неприкосновенности, и все вокруг зашевелилось.
Э-э, да нешто так шевелились в свое время? Тогда это начиналось с девиза: давай-ка помаленьку собираться. И захлопали бы чемоданы, запыхтели хозяева, уминая их коленями, из-под полок и сверху, загромождая проходы, объявились бы вдруг мешки, тюки, кошелки, сумы, корзины и бог его знает что еще. Они сшибались, хозяева матерились, лезли, будто опаздывали куда — интересно! А сейчас все прошли к выходу, образовав аккуратную очередь. В руках портфель или ничего, на худой конец сетка. И никакой тебе провинциальной чрезмерности. Скукота!
Все-таки какой прогресс за четверть века в транспортных средствах!
Вышли на опрятный дебаркадер. Было тепло и свежо сразу. Смеркалось. Все как почти полгода назад, даже суббота. Но тогда я пошел налево по булыжной мостовой и свернул на Съезд, а сейчас стал не спеша подниматься по деревянной лестнице в полтораста ступеней к гостинице «Волга».
Устроился в двухместном номере и, ворча на убожество гостиницы, где нельзя уединиться, спустился в ресторан. Здесь провинция хозяйничала еще добросовестней. По стенам висели картины: вон зоологическая Шишкина, а вон и батальная Васнецова. (Вспомнилась песня Высоцкого: «…Три медведя, расстрелянный витязь…») На окнах тюль. У буфетной стойки штабелем ящики с пивом. Пустой зал наполнен ревом из музыкального автомата. За одним из столов оживленная ватага официанток. Мое появление никого из них не заинтересовало. Посидев с полчаса (есть не больно хотелось, а идти было положительно некуда), я направился к буфетной стойке. Одна из подавальщиц проводила меня презрительным взглядом. В пику ей купив бутылку водки, вышел вон. Было не по себе.