Если это в твоей власти, Хубилган, отпусти меня вниз к моей суете и моему тщеславию, к моей голой степи, которую я и мои соплеменники привыкли называть Великой.
— Я рассчитывал на тебя, Оюн, строптивый невежда. Мне жаль тебя. Высшему благу ты предпочел удел смертных. Вершина мира не подняла тебя к звездам, а лишь сожгла твои глаза и уши и опалила мозг. Ты был избранником богов, но отказался от их великого дара.
Не годится богам навязывать милость смертным, но и отказываться от нее — что может быть нелепей?
Иди же, Оюн, и помни: все будет, как ты хотел, но ты об этом никогда не узнаешь. Награда богов обернется тебе наказанием, а гнев их — наградой.
И остался Оюн совершенно один.
Убеленный снегами внезапных седин.
* * *
Вот какой разговор состоялся когда-то на величайшей из вершин мира, и если вы о нем не знали прежде, то я рад был напоить вас из старой пиалы любви и страдания. Смело припадайте к чаше знания, даже если в ней кипит отвар вымысла, ибо, как речется в веках, нет дыма без огня, а дела без помысла. Да и кто может судить меня за мою повесть, даже если бы она была ложью? Кто знает правду, кто возразит мне?
Ни один из живущих не услышал от Оюна ни слова. Нашли его у подножья Хем-алая, сидящего лицом к солнцу. В ногах у него был бурдюк с прозрачной водой, горькой, как мумие, и соленой, как земля такыра. Он был слеп и глух к вопросам, как камень, но на губах у него мерцала улыбка.
Люди всегда уважали тайны. Если хочешь слыть мудрецом — молчи: нет ничего более свойственного человеку, столь одарившего его, что бы при этом ценилось так низко, как удивление.
Вот почему, наверное, ушел к горам Оюн ханом, вернулся домой — полубогом, властителем дум, Бодисатвой. То, что он хотел захватить отвагой и силой, получил с лихвой ценою молчанья. И никто не узнал, что он не видит людей и не слышит вопросов. Люди же сотни лет приходили к нему за советом и благословением и платили ему за молчание поклонением, золотом и любовью, ценя его выше самых разумных слов и советов. И были, пожалуй, правы…
ТЫСЯЧА ШАГОВ ПРОТИВ ВЕТРА
ВЕРТОЛЕТ
Была ноябрьская осень со всеми ее атрибутами: и листья, уже последние, на деревьях и под ногами, и яркое, но уже холодное солнце, и невесть откуда взявшаяся снежная крупка с ясного неба, и флаги, вставляемые бородатым школьным сторожем ко дню Великой Октябрьской революции.
Со двора школы молча шагала троица мальчишек лет десяти. Двое из них были худые, а третий — не по годам высокий и здоровый. На перекрестке здоровый отделился от худых и вопросительно, даже требовательно посмотрел на шедшего в середине с непокрытой головой, смуглого, как головешка.