Это было страшно, но мальчишки не сдвинулись с места.
— Офелия Никифоровна! Зачем вводить товарищей в заблуждение? — сказал Исаак Моисеевич. Мальчишки взглянули в глаза друг другу: выдаст — не выдаст? — Валера уехал на комсомольский слет, следовательно, дома может быть только Женя. Так он и сидит сейчас дома со своим приятелем.
Приятели прочитали в глазах друг друга боль за Иуду — Исаака Моисеевича.
Дверь заходила ходуном. Может быть, залезть под кровать или в шкаф? Найдут, и будет еще противней.
— Давай, как будто уроки учим? — спросил отчаянно Женька.
— Давай.
Под грохот двери и угрозы тихонько вынули учебники, разложили на Валеркином столе и тихо сели — плечо к плечу. Заглянули оба в открытого Джека Лондона. Молча прочитали хором:
Мы — спина к спине — у мачты,
Против тысячи вдвоем!
Сомкнулись теснее разом окрепшие плечи. За дверью стали уставать. Появилась слабая надежда, что они сдадутся и уйдут.
Тем временем сквозь шум в коридоре начал пробиваться слабый старушечий голос:
— Господи, что же это? Неужто пожар? Господи, да что же это случилось? — Шла с базара Женькина бабушка. Мальчишки окаменели: надеяться было больше не на что.
— Сейчас она их запустит сюда… — прошептал Женька.
— И будет линча, — закончил шепотом Илюша.
Ох и шуму было! Дядька в шляпе оказался очень маленького роста. Он нагреб с подоконника пулек целую горсть, носился с ними по комнате и орал:
— В милицию сдать! В школу написать! За уши отодрать!
Бабушка Эма, крохотная, почти горбатая старушка, все старалась разогнуться, чтобы быть побольше, и не подпускала его. И все повторяла:
— Ни дам дитю трогать!
Тетка с сумкой, наоборот, оказалась большой и толстой. Она все время твердила как заводная:
— Протокол, протокол! Этого нельзя так оставить!
Наконец потребовали, чтобы Илюша с Женькой просили прощения.
Это им «Иуда Моисеевич» подсказал:
— Пусть молодые люди просят прощения, и инцидент будем считать законченным. Не правда ли, молодой человек? — это он к тому, в шляпе.
Шляпа перестал бегать, все замерли. Но мальчишки молчали и только люто смотрели на Иуду Моисеевича. Тогда бабушка Эма зашептала, так, что все услышали:
— Быстрее, быстрее говорите. Да извиняйтесь же, вам говорят!
Наконец, скорбно переглянувшись, они выдавили недружное:
— Простите нас, дядя, мы больше так делать не будем.
Дядя сразу успокоился, записал их адреса и номер школы, и они ушли. А Иуда, еще гордый собой, что так ловко уладил инцидент, покачал им головой на прощанье:
— Ай-ай-ай!
Тоже, спаситель нашелся!
* * *
Потом они учили уроки. Склонившись головами, шептали: