– Правда твоя, дядя Федя, – рассмеялся Гуров. – Точно – допросы допрашивать я пришел. Только никто со мной говорить не хочет. Все заняты, к выступлениям готовятся.
– Само собой. У нас тут цирк, а не полицейский участок. Хочешь допросы вести – в участок вызывай. А приходить, людей от дела отвлекать – непорядок. У каждого свое. У полиции – допросы, у артистов – выступления. Путать это негоже, – философствовал дядя Федя.
– Но ведь у тебя вот, например, сейчас выступления нет. Ты-то можешь со мной поговорить?
– Да о чем мне с тобой говорить, начальник? Мы с тобой еще в Самаре все разговоры переговорили.
– Выходит, не все, если я снова сюда пришел.
– Ну, не знаю. Кажется, я все рассказал. Ты ведь опять про Антоху пытать будешь? Что да как? Только я еще тогда тебе все рассказал. Больше прибавить нечего.
– Как знать, – многозначительно произнес Лев. – Может, если подумаешь хорошенько, то и найдется, что прибавить.
– Да о чем мне думать? Я…
– О том, например, не было ли чего-нибудь подозрительного в тот день. Незнакомые люди, которые возле цирка крутились, машины какие-нибудь… непонятные.
– Машины? Какие машины? У нас тут машин не бывает. Видел, как вагончики-то стоят? Кругом. Все пространство огорожено, никакая машина не проедет.
– А люди? Людей каких-нибудь подозрительных не было?
– Да не было никаких людей, – раздраженно бросил дядя Федя. – Ты к чему клонишь, начальник?
– Я к тому клоню, – с нажимом проговорил Гуров, – что есть у меня желание разобраться. Вот скажи мне честно – ты и правда веришь в то, что Геннадий Шутов убил Антона?
– Я-то? – переспросил дядя Федя, будто хотел выиграть время и определить для себя – верит он или нет. – Я-то… не очень. Гена, он нормальный. Хоть и с живоглотами работал. Зачем ему убивать? А с Антохой они дружили даже. Не знаю.
– Так вот и говорю, если это сделал не Гена, значит, был еще кто-то, кто в то утро проник в этот вольер. Смотри, здесь загородка какая, – продолжил Гуров, подходя к ограждающей вольер сетке. – Как по ступенькам можно по ней забраться. А кто половчее, так и просто перепрыгнуть может.
Внимательно разглядывая ограждение, он и сам убеждался в том, что слова Шутова о его ненадежности были вполне обоснованны. Забор был не слишком высоким, и взрослый, физически развитый человек действительно без особого труда смог бы его перепрыгнуть. А уж вскарабкаться вверх по ячейкам сумел бы и ребенок, тут дрессировщик был совершенно прав.
Вольер предназначался для выгула животных, звери не смогли бы проникнуть сквозь это ограждение. А вот для человека оно не представляло серьезного препятствия.