Хранитель времени (Тэсс) - страница 116

— Понял, — хмуро ответил Грибов. Повернув голову, он увидел Петю, и в глазах его что-то мелькнуло. — Ну, прощай, казак! — сказал он, подходя к платформе.

Петя спрыгнул с платформы и подошел к нему.

— Ты там, того… — сказал Грибов, смотря в сторону. — На первую должность едешь, работай как надо. Слышишь?

Он покосился на Петю, и в глазах его Петя увидел виноватость и теплоту. Грибов долго глядел на него из-под густых седых бровей, потом хлопнул его по плечу и повернулся от платформы к машине. Петя рванулся было за ним, стремясь что-то спросить, но Грибов не заметил его движения или не захотел заметить.

— Счастливо вам! — только и сказал Петя.

Грибов не обернулся.

Петя видел, как он сел в машину, как включил вторую передачу, и вот зеленый грузовик покатил по шоссе дальше и дальше от поезда.

А Петя все стоял у дороги.

Ему казалось, что этот теплый весенний день занялся для него. И все — белая галька, прозрачная, в оборочках медуза, лежащая у насыпи, блеск солнца, свежий ветер и этот торжественный, удивительный, непрекращающийся гул моря, — все обещает ему счастье.

1953

В пейзаже Риги есть неизъяснимая прелесть, но к нему привыкаешь не сразу.

Каналы с темной водой, на которой неподвижно лежат большие золотые листья, старый город с его узкими улочками и железными петушками на островерхих крышах уцелевших старинных домов… На вершине разбитой бомбами кирхи стоит каменный апостол, горестно воздев к небу руки, с которых ниспадает библейская мантия, и опустив лицо, изборожденное дождем и осколками снарядов. Ленивые, жирные голуби, похожие на елочные игрушки, переваливаясь, бродят по мостовой и садятся на крылья машин, стоящих возле гранитного подъезда министерства; у перекрестков блестят стрельчатые фонари, укрепленные на крюках, вбитых в толстые, как у бойниц, стены… Мало что напоминает здесь русские города.

Но войдя в университет, я почувствовала себя дома.

Все показалось здесь знакомым.

По особой шелестящей тишине, которую рассекал негромкий, ровный голос, можно было без труда догадаться, что на первом этаже находятся аудитории и сейчас идут лекции. Я поднялась на второй этаж. Сквозь закрытые двери донеслось потрескиванье, легкое шипенье, позвякиванье химической посуды — тонкие, мелкие шумы лаборатории. На третьем этаже коридор вдруг озарился голубой металлической вспышкой, словно блеснула молния, — очевидно, в лаборатории ставили опыт. Я поднималась все выше с тем же ощущением, что пришла домой: все было знакомо — расположение коридоров и дверей, сухой и горьковатый запах книг, соединение тишины и далекого говора, многоголосого, с певучими перекатами…