Под стеной проходит женщина в голубоватом парандже-халате, одетом на голову. Лицо ее закрыто черным страшным покрывалом... Мрачная ее фигура исчезает в водовороте пыли, поднятой проезжающей арбой.
Случайное оживление на улице кончилось. Пыльные клубы тихо опускаются наземь. Над головой висит настойчивое и мощное солнце.
Больше ничего.
Это Иерихон или Вифлеем? Это времена Авраама, Исаака и Якова. Этому тысяча лет или две тысячи».
Так Ильф еще не писал. В его небольших жанровых сценках, напоминающих тончайшие акварели, все очень ощутимо — и люди, и пейзаж, и бытовой материал, и чувства автора. Наяву соприкасаясь с ветхозаветным раем, Ильф сердился и печалился, смеялся и удивлялся. Но его смех согрет сердечностью, в нем не было равнодушия к людям, не было холода и пустоты. А эти качества возбуждают неприязнь даже к талантливым авторам, если, смеясь, иронизируя, они проявляют пренебрежение к человеку. Поклонникам «старого, доброго времени», когда «все было так чудесно», Ильф настойчиво рекомендовал съездить в Среднюю Азию, глянуть на этот рай, так тщательно описанный в Коране,— глиняный рай, возделанный каторжным трудом. Быть может, какого-то ретрограда и впрямь умиляли глинобитные хижины, деревянные плуги, земледельцы, покорные земле и пророку. Ильфу больше нравились тракторы, «маленькие пока еще отряды советского железа», пробивающие себе дорогу сквозь ветхозаветные толщи. Трудно, конечно, представить, что всего 35 лет назад в тех самых местах, где теперь создан городок мирного атома и пущен первый на Советском Востоке атомный реактор для исследовательских целей, царил еще глиняный рай, как во времена Иерихона и Вифлеема. Ильф видел начало великих перемен. В 1925 году, бродя по улицам старого Самарканда, он думал, что путешествие в Среднюю Азию непременно надо было совершить,— ради того, чтобы увидеть трактор среди персидского средневековья и заглянуть в глаза узбекской женщины, скинувшей паранджу.
4. ПОЗНАКОМЬТЕСЬ С МАЛЫМ МИРОМ
Роман «Двенадцать стульев» был опубликован в первых семи номерах журнала «30 дней» за 1928 год и тогда же вышел отдельным изданием. Значит, у него уже накопился более чем тридцатилетний литературный стаж. Не малый срок для проверки жизненной силы литературного произведения. За это время «Двенадцать стульев», а потом и «Золотой теленок» испытали много превратностей судьбы — грубую, «проработочную» критику и безудержные похвалы. Было и так, что романы Ильфа и Петрова вообще замалчивались. Их не переиздавали, о них не считалось нужным говорить. Неизменными оставались только симпатии читателей. Когда-то Луначарский вспоминал, как на пути из Москвы в Ленинград приметил в вагоне поезда женщину, которая заливалась хохотом и, стесняясь окружающих, всячески старалась удержаться. Книжка, которую она читала, была так сложена, что название нельзя было увидеть. Но сидящий против нее молодой человек, который все время улыбался, зараженный ее весельем, сказал: «Бьюсь об заклад, что вы читаете «Двенадцать стульев». И он, конечно, угадал.