Можно сказать, что нынешнее молодое поколение, никогда прежде не читавшее Ильфа и Петрова, тоже смеясь, как и современники романов, открывало для себя эти книги.
Д. Заславский, почти в тех же выражениях, что и Луначарский, описал другую встречу, происходившую четверть века спустя, уже в наши дни.
На волжском теплоходе «Эрнст Тельман» он познакомился с большой группой студентов, которые ехали из Москвы в Сталинград на практику. Днем они часто собирались на верхней палубе и загорали. Один или одна читали вслух... А слушатели хохотали с таким заразительным весельем, что «на смех» собирались другие пассажиры и тоже смеялись. Что же читала эта хорошая и серьезная молодежь, готовившаяся перешагнуть через студенческий порог в производственную жизнь? Она в первый раз читала «Двенадцать стульев».
Таковы живые факты, от которых критику, конечно, нельзя отмахиваться при оценке произведений Ильфа и Петрова.
Кто помнит сейчас сатирические романы, вышедшие одновременно с «Двенадцатью стульями»,— «Воробей» Георгия Никифорова или «Причины происхождения туманностей» Андрея Новикова? А ведь три эти книги рецензенты нередко ставили рядом, и если сравнивали между собой, то далеко не всегда в пользу «Двенадцати стульев». В журнале «Печать и революция» о первых двух писали, что они имеют общественно-политическую установку, а «Двенадцать стульев» таковой не имеют. Какая же это была установка? Я добросовестно пытался прочитать «Воробья», но только при очень большом запасе терпения можно одолеть до конца эту наивную и скучную книгу, представляющую в ложном свете советское общество. «Воробей» вряд ли кому-нибудь доставлял удовольствие. А образы, созданные Ильфом и Петровым, живут. Когда мы называем два этих имени, в памяти всплывает целый особый мир, созданный фантазией писателей. Меткие, сверкающие остроумием словечки и выражения, которые так щедро были рассыпаны на страницах романов Ильфа и Петрова, давно перекочевали в нашу повседневную речь. Даже люди, никогда не читавшие этих книг, при случае в разговоре вставляют и «сыновей лейтенанта Шмидта», и «Воронью слободку», и любимое выражение Остапа: «Лед тронулся, господа присяжные заседатели!», и другое его выражение: «Ключ от квартиры, где деньги лежат».
Старые, расхлябанные автомашины до сих пор называют «антилопами», в память знаменитого зеленого кара Адама Козлевича; фиктивные или бесполезные учреждения — «конторами по заготовке рогов и копыт»; престарелых болтунов и бездельников — «пикейными жилетами». Никифор Трубецкой-Ляпис с его поэмой о Гавриле стал синонимом невежественного поэта-халтурщика. Целая категория современных «стиляг» может узнать себя в людоедке Эллочке. Критики долго не могли столковаться относительно образа Остапа Бендера, споря о пропорциях типического и нетипического. А имя его, независимо от «признания» или «непризнания» критиками, давно уже сделалось нарицательным.