«— С дороги! — крикнул механик, поднимаясь в кабину вслед за пилотом. Пропеллеры исчезли в быстром вращении... Воздушные вихри вытолкнули миллионеров назад, к холму. С Остапа слетела капитанская фуражка и покатилась в сторону Индии...» Новоиспеченный миллионер получил первый серьезный урок. И где? «У врат великих возможностей». «Частник бедный» оказывается в советском обществе таким же ненужным, нежелательным человеком, как и жуликоватый искатель приключений. Остап может купить бриллиантовый перстень, и шубу на хорьках, и антикварную японскую вазу, и три чалмы на черный день. Он может позволить себе по нескольку раз в сутки обедать, пить коллекционные вина. Деньги не потеряли ценности ни в комиссионном магазине, ни в «Гастрономе», ни в ресторане. Они обеспечили Остапу материальное благополучие. Но это благополучие малого мира. А вот блага большого мира нельзя купить даже за миллион. А ведь, приобретая миллион, он надеялся приобрести еще кое-что, кроме нэпманского жранья. Это был вызов новому миру, попытка утвердить себя как «частное лицо» в обществе, где господствует дух коллективизма. Однако пресса почему-то не торопилась брать интервью у «резко выраженной индивидуальности». «Ура» кричали не Остапу. И вместо фотографий единоличника-миллионера в газетах по-прежнему печатали портреты «каких-то ударников». Завоеватель не имел даже возможности заказать номер в гостинице. Все номера занимали деловые люди. Заполучать комнаты удавалось только с помощью мелкого жульничества, как будто Бендер все еще был плут и пройдоха, без гроша за душой. Правда, малый мир, из которого вышел Остап, продолжал бредить небылицами о миллионных кладах и лежалыми анекдотами о фантастических наследствах и завещаниях. Но разговор о миллионах, случайно подслушанный в поезде, вызывал у Остапа, в его собственном положении неудачливого богача, только глухое раздражение. Добиться успеха отдельно от общества, в роли «частного лица», оказывалось невозможно. В большом мире на миллионы меряли тонны чугуна. Живым, настоящим миллионером тут просто не интересовались, а веселые и общительные студенты политехникума, оказавшиеся с Остапом в одном купе, откровенно от него отвернулись.
Все у них, на зависть Остапу, было другое— другие интересы, другой смех, другое отношение к золоту. Как средство личной наживы и обогащения деньги потеряли над ними свою роковую, губительную власть. Конечно, Ильф и Петров не собирались писать утопический роман и представлять дело так, будто в 1931 году золото вообще утратило всякую реальную силу. Мы знаем строки Николая Асеева, написанные через много лет после «Золотого теленка»: