Как только за Ноем захлопывается дверь, я беру телефон и звоню Эллиоту. И мне плевать на местные тарифы.
Он отвечает через несколько гудков.
– Алло?
Тут же чувствую, что что-то не так. Эллиот говорит слишком тихо и как будто издалека. В следующую секунду понимаю, что на часах – два ночи, и я, видимо, только что его разбудила.
– Прости, что звоню так поздно.
Стараюсь, чтобы голос звучал нормально, насколько возможно. Хотя чувствую себя именно так, как и должна чувствовать после часа слез и споров.
– Все нормально, – отвечает Эллиот. – Я не спал.
Тон его голоса все еще холоден.
– Правда?
– Что стряслось?
– Землетрясение? – неуклюже пытаюсь пошутить я.
Обычно на это Эллиот хотя бы хихикал, но сейчас он не издает ни звука. Похоже, ни я, ни он не в том настроении, чтобы шутить.
– Эллиот, кажется, я только что порвала с Ноем.
Сижу и накручиваю на палец локон. С той стороны трубки – пугающая тишина. Единственное, по чему я понимаю, что звонок не сброшен, – метал-баллады на заднем фоне, любимая музыка Эллиота. В данный момент это Always группы Bon Jovi[15]. От нее я чувствую себя еще паршивей. Не могу сдержать беззвучных слез. Теперь они омывают не только мои щеки, но еще и телефон.
Наконец на том конце линии Эллиот испускает тяжкий вздох.
– Не может быть.
Хмыкаю в знак того, что все так и есть. Кажется, он понимает, что я не шучу.
– Но… с чего вдруг? Что, ради всего святого, случилось? Что он на этот раз натворил?
Он мгновенно переключается в режим «заботливый лучший друг». Именно такой Эллиот мне сейчас и нужен.
– Этот поганец, его лучший друг, попытался меня поцеловать. А когда я пошла рассказывать об этом Ною, то подслушала его разговор с Дином – о том, что ему не стоит тратить время на девушку. Блейк соврал и сказал, что это я на него набросилась. Но ты только представь, кому Ной поверил! Он заявил, что я так поступила, чтобы привлечь его внимание, и что Блейк никогда бы этого не сделал. Я в шоке. Мне кажется, я совсем одна.
Краем глаза ловлю свое отражение в большом зеркале. В том самом, в которое я смотрелась сегодня вечером и думала: «Вау, Пенни, какая ты горячая штучка». Теперь все, о чем я могу думать, – «Вау, Пенни, это же черт-те что и сбоку бантик». Черная тушь и карандаш для глаз ровным слоем размазались по коже, прекрасное атласно-кружевное платье свисает из-под старой толстовки, а «ананас» на голове выглядит не «ананасом» – а не пойми чем.