Так-так, все чудесатее и чудесатее: спустился ниже к оврагу, глянул от оврага на холмы — а под кустиком металлом чемоданчик сверкает! И так хорошо устроился, что ниоткуда, кроме как отсюда, не виден. И пока я пытался по грязи и лужам выкарабкаться — и на руках клешни, и на ноге, в правом ботинке, тоже протез ступни, но его никто не видит, — по той же тропинке, что и я пришел, на поляне «все те же и Чацкий», а точнее медсестричка наша, Светлана Фоменко. Выскочила на полянку, шмыг под куст, чемоданчик открыла, что-то выхватила оттуда — и по другой тропинке бегом обратно!
Ну, тут я уже окончательно разозлился — потому как вообще ни в какие ворота не лезет! И поперек психотипа, и ни к черту тогда личные дела и перекрестная проверка фактов, и что за заброска такая сверхдальняя — уж дюжину лет как Полтаву освободили, да и ей тогда лет 14–15 было, пигалица, а не идейный враг, а если враг — то тогда ни к чертям вся наша служба и вся контрразведка… А, разозлившись, еще и на мокрой траве подскользнулся, и прямо в полный рост мордой в лужу шмяк!.. Аж ребра, под Родаково осколком мины, мотолыгу подорвавшей, пошматованные и криво сросшиеся, ёкнули, сердце зашлось и в глазах затемнело…
Лежу, вздыхаю, из лужи пузыри пускаю, в себя прихожу… Нет, думаю, давай опять не спешить с выводами, сама она за этот неполный месяц таких ступеней нарыть точно не могла, потому как почти всегда в лагере, почти всегда на виду… Давай сначала чемоданчик гляну.
Дохромал до куста, выволок чемоданчик, открыл — ба, да ведь знакомые все предметы! Вот Левушкина панама-афганка, от родителей его наследство, он в ней в день отъезда щеголял, а потом все вздыхал, мол, наверное, в университете забыл… А вот одеяло лоскутное, им в кунге штаба экспедиции спальные места накрывали, потом как-то чем-то запачкали, постирали, сушить повесили — и спер кто-то… А вот из камералки бирки к ящикам для артефактов, их всем штабом вырезали-расписывали, потом Левушка как начальник экспедиции подписывал, а потом половина пропала… Дальше — по мелочи: чайные ложки две штуки, обломок оселка — им на раскопе ножи точили, моток шпагата с узелками, им раскопы по периметру размечали… И штук пять носовых платков, чистых и не очень, все разные, но все я у кого-то видел. Очень интересный способ отбора предметов в коллекции, как говорится, «мозг сломать и пошизеть в сторонке»…
А тут и Светланка обратно несется, зрачки расширены, губы трясутся, руками размахивает, кричит «Убийцы! Шэнэвмэрлыки херовы! Лучше с москалём, чем с таким лайном!» Я к ней — а она и меня не видит, все руками машет, в руках сверток тряпичный, один край размотался, через тряпки что-то поблескивает. Чуть не перепрыгнула через меня, с одной тропинки прибежала, на другую бросилась. Не успел за ней.