«Времена года будут сменять друг друга, и я научу своего сына любоваться виноградниками поместья, когда они, зеленые под ослепительным июньским солнцем, приобретают багрово-бронзовый оттенок, пылая в золотом свете нежных октябрьских лучей. Я расскажу ему о том, что зимой жизненные соки дремлют в узловатых корнях, с тем чтобы весной распустилось как можно больше пушистых почек. И что виноград следует посыпать сахаром, тогда он становится сладким, словно поцелуй».
* * *
Когда Амелия рассказала Каролине де Латур о предстоящем ужине в охотничьем домике, пожилая дама была удивлена и даже скривилась, показывая свое недовольство.
– Уместно ли это, моя милая? – взволнованно спросила она. – Похоже, мой племянник потерял голову, как и вы… Боже мой, я проспала почти полдня! Что же случилось за это время?
– Ничего особенного, Нани. Ах да, родился жеребенок, девочка. Ее назвали Блондинкой, но могли бы дать и другую кличку – Нигилистка, что по значению близко к «революционерка». Дело в том, что грядут большие перемены.
– Это было бы странной кличкой для молодой кобылы! Если мне не изменяет память, у ее величества был жеребец, которого звали так же. Но о каких переменах вы говорите?
Пожилая дама пожала плечами. Она стала более раздражительной, часто бывала угрюмой. Развеселить ее могли лишь шутки и приветливость Эдмона. Амелия не удержалась и сообщила ей новость:
– Нани, мы с Эдмоном собираемся пожениться… Не в ближайшее время, конечно же. Возможно, в следующем году.
– Господи, разве это возможно? А я ведь столько молилась о том, чтобы это чудо произошло! Значит, вы его любите, мое дорогое дитя? Вы втайне любили его, потому что вы честная женщина, которая не может выйти замуж за мужчину, не испытывая к нему искренних чувств. Поцелуйте же меня, Амелия, моя драгоценная, милая Амелия! Теперь я счастлива и спокойна.
Стоящая в коридоре Жанна подслушала конец их разговора. Обрадованная, служанка поспешила сообщить эту новость остальной прислуге.
– Наконец-то хорошие вести! – со вздохом произнесла экономка. – Маркизу давно надо было решиться.
Укладывая Эмманюэля спать, Колетта прошептала ему на ухо:
– Засыпай скорее, ангелочек. Скоро у тебя будет папа…
* * *
Амелия была почти готова. Она выбрала платье, которое до этого момента не решалась надевать в Бельвю. Это было платье ее юности, сшитое из ткани медового цвета, с довольно глубоким декольте. Корсаж украшали расшитые крошечными жемчужинами позументы; он плотно облегал грудь, оголяя плечи.
«Я была так горда этим нарядом тогда, в день крестин маленькой эрцгерцогини Елизаветы. Узнает ли его Эдмон?»