– Есть у кого-нибудь перчатки?
Напротив меня, с другой стороны от тела, стоял один из агентов группы Канга, уже натянувший пару перчаток.
– Нужно что-нибудь забрать?
Я кивнула на покачивающийся на прутике медальон.
– Я хочу посмотреть, что в нем.
Он взял подвеску и осторожно открыл ее. В одну половинку была вставлена фотокарточка юной Кары с простым белым плюшевым мишкой, на фоне красных занавесок; вероятно, она снялась в кабинке фотоавтомата. На снимке смеющаяся девочка с крашеной золотисто-рыжей шевелюрой, сотворенной ее отцом, но уже заметными светлыми от корней прядями ее натурального оттенка. В другую половинку вставлена газетная вырезка с моим лицом, увенчанным ореолом, нарисованным блестящим золотистым фломастером.
Мне стало совсем дурно, и я с трудом подавила приступ тошноты.
– Спасибо, – прохрипела я, – можете закрыть медальон.
– Ну что, полегчало? – криво усмехнувшись, спросила Касс.
Мне вдруг вспомнился вопрос, навеянный мне разговором с отцом Брэндоном. «Как узнать, приносят ли наши действия больше вреда, чем добра?»
– Мерседес, девять лет назад ты спасла ее – и изо всех сил старалась спасти сегодня. Но ты не виновата в том, что произошло с ней за последние девять лет. И ответственность за это – тоже не твоя забота.
– Она пострадала из-за нашей правозащитной системы.
– Так же как и ты.
Я удивленно взглянула на нее, но она хмуро взирала на меня туманным, отстраненным взглядом.
– Послушай, ты, конечно, ничего не рассказывала мне, а я не спрашивала и не спрашиваю сейчас, но, надеюсь, ты же не считаешь меня совершенно слепой? Мне известно, что ты много лет жила в приемных семьях, но, говоря о доме, имела в виду лишь свой последний коттедж. Неужели ты думаешь, я не сумею прочесть между строк, как дерьмово тебе было во всех остальных домах?
– Полным дерьмом был только один, – призналась я. – Потом меня долгие годы переводили с места на место, поскольку мои родственнички упорно пытались вернуть меня в семейное лоно.
– И тем не менее ты, Мерседес Рамирес, хренова мученица, сама являешься доказательством того, что выбранный Карой путь не был единственно возможным.
– Тебе последнее время никто не говорил, какой ты плохой утешитель?
– Вообще-то я и вполовину не так плоха, как Эддисон, – пожав плечами, парировала Касс, опять попытавшись поднять меня.
Возможно, в ее словах есть доля истины.
– Ну, давай, шевелись. Пора возвращаться к Хановериану, тогда вы сможете поехать в Бетесду проведать Эддисона.
Она упорно тянула меня за руку, а я упорно сопротивлялась, опять взглянув на Кару.