Позднее Кенэ рассказал мне, что лекари поразились быстрому улучшению состояния короля, но меня оно вовсе не удивило. Дружба и любовь – лучшие лекарства. Одна-единственная беседа с добрым другом способна сделать куда больше, чем самое сильное снадобье докторов.
Все случившееся лучше всего предать забвению. Я пригласила Луи на несколько дней в Бельвю и развлекла его тем, что продемонстрировала новый механический стол, установленный в столовой: блюда поступали на него сами прямо с кухни.
– Совершенно не нужны слуги! – воскликнул он в полном восторге. – По крайней мере, в этой комнате. Ни одного постороннего! Даже лакей не требуется, хотя, наверное, кто-то должен помогать поворачивать эту ручку.
Я просияла и протянула ему перо и бумагу.
– Напишите, что вам угодно есть, любовь моя, и мы отправим ваш заказ. А потом немного подождем, пока приедет готовое блюдо.
– Прямо волшебство! – восторгается Луи, покачивая головой. – Вот что такое современный мир! А чего же мне хочется? Чего-нибудь легкого. – Он задумался, глаза затуманились. – Быть может, четверть цыпленка?
– Ну, уж только не четверть, – спешу я вмешаться. – Лучше тогда половинку, а то и целого.
– И то правда, – соглашается Его Величество и радостно царапает пером по бумаге. – Закажу цыпленка с лимоном и розмарином… нет… с полынью? Как ты считаешь, милая?
От Габриэль де Бово-Краон, герцогини де Мирпуа
Гревская площадь, Париж
30 марта 1757 года
Милая Жанна!
Свершилось. Ужасающее зрелище – надеюсь, больше мне такого видеть не придется. Негодяя пытали щипцами и расплавленным свинцом, потом разорвали на части четырьмя лошадьми, а для окончательного четвертования понадобились целых шесть. Бедненькие лошадки! Они, должно быть, очень утомились. На площади было не протолкнуться от народа. Я наблюдала за казнью с группой дам, приглашенных Субизом. Кресла у окна, выходящего на Гревскую площадь, – по двадцать луидоров за место! Все это заняло четыре кошмарных часа. Франни лишилась чувств, а я должна признаться, что по ночам мне снится окровавленное бедро.
Это просто варварство. Конечно же, я понимаю, что особа короля священна, а всякое покушение на нее заслуживает самого сурового наказания, но все же… Сейчас ведь не 1610 год[27], когда в последний раз совершалась такая казнь. Неужели мы ничуть не изменились?
Довольно. Меня весьма смущает тот болезненный интерес, который возбудила во мне вся эта история. Если король спросит обо мне, скажи ему, что я поехала в Париж навестить моего брата Бово. Вчера за ужином все пришли к единому мнению: преступник был фанатиком-одиночкой, отнюдь не связанным с парламентами или с дофином. Да и трудно вообразить интриги, за которыми стоял бы этот толстяк-размазня. Кстати, на ужин подавали божественный сливовый пудинг. Просто удивительно, если учесть, что повар Субиза – англичанин.