– Но король обычно быстро приходит в себя, – настаивает Норман. – Ведь после смерти Винтимиль не прошло и пары месяцев, как ее место заняла ее сестра? И уже ходят слухи, что он вернулся к той толстухе… как ее зовут?
– Диана, – подсказываю я. Не красавица, но поговаривают, что она очень добрая и веселая. Прошло только восемь дней с тех пор, как мы узнали новость; точно ли короля еще не захомутали?
– Да, Диана де Лорагэ – слон, а не соперница, – едко замечает Норман. Но шутку его никто не оценил. – С его-то пристрастием к этому семейству и любовью к знакомым вещам…
– А что слышно о Луизе, графине де Майи? – обеспокоенно интересуюсь я.
– Ничего, насколько мне известно; она до сих пор в Париже и исключительно религиозна. Как и о ее сестре Гортензии, хотя та все еще остается при дворе.
На укрытое снегом подворье въезжает экипаж. На этой неделе должен вернуться Шарль, и я очень надеюсь, что это не он. Входит лакей и возвещает о приезде герцога де Ришелье.
– Мадам, – кланяется он, когда лакей смел снег с его огромной накидки, отороченной черно-бурой лисой.
Теперь Ришелье мой друг – это доказало его послание. Когда он сказал, что путь свободен, то вряд ли имел в виду свой дом в городе и то, что я могу приезжать туда, когда пожелаю. После обмена любезностями я решаю, что дерзость – лучшая тактика.
– Сир, прошу вас, скажите, что, на ваш взгляд, мне следует предпринять? – интересуюсь я.
– Сейчас появился шанс, – говорит Ришелье. – Как я уже указал в своем письме. Я искренне уверен, что король будет несказанно рад видеть вас.
– И мы ограничиваемся только встречей? – напрямик интересуется мама.
– Естественно! Чтобы подогреть любопытство. – Тон его так же холоден, как и ночь за окном, когда он кладет перчатки на стол. – Но потом… я не знаю, чего вы ожидаете.
Перчатка брошена, и теперь мы должны принять вызов.
– Мы ждем, что король влюбится в нашу очаровательную дочь, – негромко отвечает Норман, подтверждая очевидное.
Повисает молчание, которое в конце концов нарушает матушка:
– Она должна быть представлена королю. С нашей Ренеттой нельзя все свести к интрижке на стороне.
Ришелье удивленно приподнимает бровь, но молчит. Обходит комнату, берет с серванта чучело утки, быстро ставит его на место, проводит пальцем по деревянной каминной полке и поворачивается к нам:
– Буду честен с вами. И речи быть не может, чтобы вашу Ренетту представили ко двору. И речи быть не может об официальной связи. Знай я, что у вас такие далеко идущие и преувеличенные ожидания, я бы не стал попусту тратить время. Ваша дочь великолепна, – он кланяется маме, – а король изысканный гурман, который привык смаковать самые лакомые кусочки и получать от этого удовольствие…