, где рассказывалось о том, как братья и сестры заботятся друг о друге. Но вскоре стало понятно, что такая дружба между нами невозможна. Это не плохо – просто так сложилось, и никаких перемен я не ждала.
Меня в семье всегда считали обычной: Уоррен умный, Джелси талантливая, а я – просто Тейлор без каких бы то ни было выдающихся способностей.
Джелси снова принялась выкидывать игрушки из комнаты в коридор, а я поспешила вернуться к себе, решив, что и так чересчур много времени провела сегодня с братом и сестрой. Тут на глаза мне попалось что-то оранжевое.
– Эй, – я наклонилась и подняла с полу игрушку, показавшуюся мне знакомой, – кажется, это моя. – Небольшого плюшевого пингвина в полосатом оранжево-белом галстуке я помнила хорошо. Он заметно поистрепался: плюш, из которого он сшит, довольно дешевый, да и набивка повылезала сразу в нескольких местах. Но в тот вечер, когда я впервые поцеловалась с мальчиком, который выиграл для меня эту игрушку, она казалась мне лучшей на свете.
– Эту я помню, – в глазах Уоррена появился блеск, который мне сразу не понравился. – Та, что досталась тебе на карнавале? – У брата была фотографическая память, благодаря чему он запоминал даже самые незначительные факты, чтобы потом ими меня мучить.
– Ага, – пробормотала я, попятившись.
– Не некий ли Генри выиграл ее для тебя? – имя брат произнес с особой интонацией. Похоже, он мстил мне за то, что я высмеяла его страх перед безобидными собачками. Я грозно взглянула на него. Джелси с интересом наблюдала за нами.
– Какой еще Генри? – спросила она.
– Ну, знаешь, – на лице Уоррена расплылась улыбочка, – Генри Кроссби. У него еще есть младший брат Дерек, или как-то так. Генри был дружком Тейлор.
«Дэви», – мысленно поправила я Уоррена и почувствовала, как покраснели щеки. Хоть это и было смешно, но я поймала себя на том, что лихорадочно пытаюсь уйти от этой темы. Если бы был способ закончить этот разговор и при этом скрыть свою неловкость, я бы им воспользовалась.
– А, да, – медленно проговорила Джелси. – Кажется, помню. Он был так мил со мной. И знал названия всех деревьев.
– И… – хотел продолжить Уоррен, но я прервала его. Мне казалось, я больше этого не вынесу.
– Делай что хочешь, но это надо убрать до возвращения мамы, – сказала я громко, прекрасно понимая, что вряд ли мама станет кричать на Джелси, что бы та ни натворила. Но я хотела припугнуть ее перспективой нагоняя и ушла на кухню с таким гордым видом, с каким это только возможно с игрушечным пингвином в руках.
Положив пингвина на кухонный стол, я открыла и тут же закрыла дверцу шкафа, то и дело мысленно возвращаясь к имени Генри Кроссби, парня, о котором пять лет старалась не думать. В конце концов воспоминания о нем стали отрывочными, сократились до ответа на неизбежный вопрос типа: «кто был твоей первой любовью?», когда гости, пришедшие на вечеринку и оставшиеся ночевать, уже улеглись. На этот случай у меня всегда была готова история.