Лето без Люси на деле оказалось не таким уж невыносимым, как я ожидала, главным образом благодаря Генри. Первые несколько недель мы провели вместе – долгие дни на пляже, в бассейне или в лесу, куда Генри таскал меня, чтобы показать камень или насекомое, от которых, по его заверению, у меня «снесет крышу». Во время дождя, когда взрослые не хотели везти нас в «Страуд-молл» или в боулинг на Поконо-лейнс, мы проводили время в доме на дереве. Иногда заходил Элиот, и мы втроем играли во что-то вроде покера. Эту игру Элиот изобрел сам. У меня получалось не так хорошо, как в другие карточные игры, потому что Генри всегда понимал, когда я блефую, но так и не раскрыл секрета, каким образом.
С Люси мы обычно обменивались косметикой, смотрели фильмы о танцевальных группах поддержки, угощали друг друга конфетами. Генри же утверждал, что неспособен различить по вкусу драже «скитлс» разных цветов. Теперь мне не с кем было обсуждать статьи из старых номеров журнала «Семнадцать», в которых я тщательно изучала каждую страницу. Несмотря на все это, с Генри было интересно.
Но на прошлой неделе что-то стало меняться. Началось все на плоту. Деревянный плот, стоявший напротив пляжа, был довольно большой, на нем одновременно могло поместиться человек десять, хотя спасатели принимались дуть в свои свистки, если там набиралось больше пяти или собравшиеся начинали сталкивать друг друга в воду. Мы с Генри устраивали гонки, которые ближе к вечеру становились все сложнее. Последнее состязание – кто быстрее доплывет от плота до берега, пробежит по берегу до киоска, обогнет его, добежит обратно до воды и вернется на плот – довело нас обоих до изнеможения. Мы лежали, отдыхая, на плоту, и мне показалось, что Генри заснул.
Чтобы его разбудить, я выжала на него несколько капель воды из косы. То ли Генри действительно заснул, то ли умело притворялся, но он не шевельнулся. Больше мне выжать не удалось, и я обмакнула кончик косы в воду и стала на него брызгать, но он по-прежнему не реагировал. Решив, что он спит и нехорошо над ним издеваться, я стала смахивать капли с его лица, и тут он открыл глаза и посмотрел на меня. Так, глядя друг на друга, мы замерли на мгновение, и тогда я впервые заметила, какие у него красивые глаза. Вдруг мне захотелось, чтобы он меня поцеловал.
Эта мысль была так неожиданна, что я отпрянула от него, и мы стали говорить – причем оба довольно громко – о разных посторонних вещах. Но что-то произошло, и мне кажется, мы оба это почувствовали, потому что через несколько дней, когда мы с Генри шли с велосипедами домой, он спросил меня, не соглашусь ли я сходить вместе с ним в кино.