Что ж, теперь мы при оружии и, как выразился умничка Виктор, «негативных нюансов» теперь возникнуть не должно.
Наконец наше судно причалило к берегу. Однако мы не торопились сходить к гостеприимным хозяевам. Я, забыв обо всем, разглядывала кельтов. У них были странные выражения на лицах. Вроде бы они и были удивлены, но в то же время чувствовалась какая-то покорность неизбежной судьбе, словно самое ужасное они уже пережили и заранее смирились с тем, что еще уготовила судьба. Наверное, этим людям пришлось нелегко… Мне их было жаль. Что они могли подумать, когда вдруг оказались в другом месте? Имея довольно мистическое мировоззрение и хорошее воображение (на котором построен сказочный и фэнтезийный фольклор почти всей Европы), они наверняка решили, что попали в некий потусторонний мир и теперь вряд ли ожидали для себя чего-либо хорошего. И еще я подумала, что, вероятно, они попали сюда совсем недавно – их одежды еще не успели износиться. Да уж, зиму на этом берегу они точно не пережили бы…
Тем временем кельты попытались начать с нами общение. Инициатором выступила женщина. Уж не знаю, сколько всего их было человек (остальные, наверное, остались там, у костра, расположенного где-то за дюнами), но она явно являлась их предводительницей. Об этом свидетельствовала ее осанка и горделивый взгляд (да-да, их именно такими и изображали). Мы, естественно, не поняли ни слова, даже я с Виктором, потому что во французском литературном языке осталось слишком мало от исходных кельтских корней. (И мы бы не поняли славян V века, как не понимаем сейчас поляков и чехов.) Затем с нами попытался заговорить воин – и явно на нескольких вариациях германских языков, но мы с Виктором могли уловить в этой абракадабре только отдельные слова. Короче, опять без результата.
Я уж начала было опасаться, что на так и не удастся наладить словесный контакт. Но все-таки – о радость! – нам удалось найти более-менее приемлемый способ общаться. Цепочка была такой – женщина говорила на кельтском наречии, священник переводил ее слова на латынь, Виктор переводил мне на французский, я переводила на русский месье Петровичу. И в обратном порядке. После того как способ общения был найден, на лицах кельтов появилось облегчение, но все-таки они были еще достаточно напряжены. Месье Петрович постарался вкратце обрисовать им ситуацию – ну, что они провалились во временную дыру и оказались в Каменном Веке.
Едва ли они все поняли, но, по крайней мере, они осознали, что тут они навсегда. Когда это до них дошло, они встревожено переглянулись; женщина закусила губу, воин крепче сжал рукоять меча, а священник принялся читать молитву. В ходе разговора постепенно выяснилось, что их тут целых двадцать семь человек, все обитатели одного поместья, и они оказались здесь недели три назад, спасаясь от напавших на их селение саксов. Все случилось точно так же, как и в случае с Виктором – если побежать сломя голову, спасаясь от опасности, то есть шанс прибежать совсем не туда, куда хотел. Во время беседы наши визави все время с каким-то настороженным любопытством поглядывали на наших темнокожих девиц, правда, не выказывая при этом какого-либо отвращения. Из этого я сделала вывод, что они не страдают особыми расовыми предрассудками, и это еще больше расположило меня к этим людям. Наши полуафриканки – это же просто душки, милые, добрые и отзывчивые, совсем не чета тому сброду, который понаехал во Францию под видом беженцев в наше время.