Снег набился в ботинки, под носки, намокли ноги. Ладони горели, уши полыхали, воздух вылетал изо рта и носа горячим паром — казалось, что сам он превратился в вынесенный на мороз кипящий самовар.
Схватил валявшуюся у стены ледышку и покатил по кругу. Снег оказался союзником: не рассыпчатым, а липким, податливым, словно спешившим на помощь нетерпеливому скульптору.
Первый ком уже стоял перед освещенными окнами зала. Второй — поменьше — он катил к первому плавной дугой, как самолет, заходящий на посадку. Оставался третий, когда его осенило. Он метнулся к отворенному окну, подтянулся на руках и просипел:
— Ведро! Ведро давай!
— Какое ведро? — всполошился Фашист. — Лезь обратно!
— В углу ведро стоит, кинь мне его.
— С ума спятил, поймают!
Красное пластиковое ведро вылетело во двор, рядом шмякнулась выпавшая на лету половая тряпка.
Больше всего Существо боялся, что кто-нибудь распахнет шторы на большом окне, словно откроет без спросу театральный занавес, обнажив публике неготовые декорации и мечущегося между ними актера. Но окно мигало дискотечными огнями, значит, публика заняла себя сама и основное действо происходит там — внутри, а не здесь — снаружи.
Возле окна он наклонился и загреб окоченевшей пятерней снег, слепив из него снежок. Опустил в карман и подпрыгнул, стараясь уцепиться за раму. Замершие руки не слушались и соскальзывали, а тело сделалось тяжелым, как бревно. На помощь пришел Фашист: подбежал к окну и втащил его за плечи на подоконник.
Щеколды на дверях, как и во всех больничных туалетах, не было, войти могли в любой момент. На счастье никто не вошел — спасибо затянувшейся раздаче калькуляторов и началу дискотеки: на первых песнях определялись фавориты вечера, никому не хотелось упустить шанс оказаться лучшим.
Впрочем, дискотека набирала обороты, и первые аутсайдеры уже заняли место вдоль стен рядом с воспитателями, кто-то отправился в уборную. Прежде чем дверь распахнулась, Существо успел закрыть окно, выдернуть ручку и метнуться в кабинку. Там он, стоя сначала на одной, потом на другой ноге, снял ботинки и вытряхнул из них снег. Оконную ручку приладил за унитаз так, что и не видать. Снежный комок в кармане холодил ляжку, но пока не таял.
При входе в зал уже сидела другая воспитательница — из женского отделения. В уютном полумраке топтались пары.
Самым сложным казалось сделать «то, не знаю что», но как только они вошли в зал, сразу поняли, что гораздо сложнее сообщить о сделанном, желательно — незаметно.
Встав у стены, Существо делал вид, что не чувствует, как в бок его толкает Фашист, распираемый гордостью за двоих. Медленный танец сменился быстрым, пары распались, каждый задергался в своем ритме. Воспитатели сфинксами сидели на стульях, но, если приглядеться, можно было заметить, что и они нет-нет да и отбивали ритм каблуками. К наглухо задрапированному окну никто и не думал подходить: тяжелые воланы посеревших от времени штор казались гипсовыми.