— За что наказания? — не понял Христофоров.
— Там виднее, за что, — Маргарита подняла глаза к потолку. — Коррупция. Наверное, это как ветрянка среди детей. Посидел рядом и заразился. На одном несколько пятнышек вылезло, другой весь ими покрылся, с головы до пяток. Разберутся…
— В этой квартире? — осторожно уточнил он.
— Что вы! — она махнула рукой, словно отгоняя от себя само предположение, и чуть не задела его чашку. — За городом, на даче.
— О встрече с дочкой он больше не просил?
— Мы давно миновали стадию задушевных разговоров. Он прекрасно знает… То есть знал: если я сказала «нет» — это окончательно.
— Компромиссы — это не ваше?
— Вся моя жизнь — один сплошной компромисс. Но он исчерпал себя до донца, а донце это было очень глубоким. Глубже, чем я могла себе представить молодой дурехой… Кто-нибудь говорил вам, что вы самовлюбленный, эгоистичный, бездушный сукин сын?
Христофоров запрокинул голову и вылил в рот остатки чая с бальзамом.
— Конечно. Я сам себе говорю это каждый день. Спасибо, что сегодня вы сделали это за меня.
Он нарочито потряс своей кружкой и выразительно глянул на недопитую бутылку граппы с виноградной лозой на этикетке:
— Думаю, сегодня вы уже взяли свою высоту, да и мне пора ехать.
— Никуда вы не поедете, мы же договорились, в вашем распоряжении — гостиная, я постелю на диване.
— Боюсь, что в моем случае ваше окончательное «нет» вряд ли будет иметь ту же безусловную силу.
— Я вас прошу. Утром будут блинчики в знак признательности, что выслушали пьяную женщину.
Христофоров плеснул бальзам в свою пустую чашку, выпил чистоганом и проникновенно сказал:
— Именно поэтому блинчиков не будет. Поверьте моему опыту, с утра на похмельную голову тяжелее всего исполнять обещания, которые накануне нам нашептывал алкоголь. Часы бьют восемь или девять утра, прекрасная Золушка превращается в чумазую дурнушку с размазанной косметикой, а самые легкие и остроумные замыслы оборачиваются стыдливым воспоминанием и обузой. После настоящей пьянки наутро всегда немного стыдно, даже если вы не припомните за собой особых излишеств. Лучшей и менее обременительной признательностью будет ваше снисходительное отношение к моему храпу.
— При всем желании я вряд ли его услышу. В этом доме толстые стены, — улыбнулась Маргарита. — И жаль — давно я не слышала мужского храпа.
— Тогда вам придется прислушиваться или не закрывать двери. Будьте покойны, не подведу.
Во дворе было тихо. Даже не верилось, что по ту сторону дома шумит Ленинский проспект. Христофоров ворочался, простыня неудобно елозила по кожаной поверхности дивана, так же не предназначенной для сна, как вся эта с вычурным вкусом обставленная квартира — для нормальной жизни. Думал о том, что самые невероятные события случаются обыкновенно и обыденно.