— Клопы в моем детстве дома терроризировали. Но чтобы до сих пор — такого я не слышал, — признался он.
— К нам они от соседки пришли, ей диван старый кто-то отдал с клопами. Мама травила их, но они не умирали. Дядя Толя очень ругался и даже давил их на стене. Мама ругалась на него, когда утром видела пятна на обоях. Когда мы переезжали, все вещи оставили, а мои учебники мама перетряхивала.
— Дядя Толя — это кто?
— Мамин друг.
— Понятно. Клопов он справедливо не любил. А к тебе как относился?
— Хорошо. Но на новую квартиру мы его все равно с собой не взяли.
— Оставили на растерзание клопам?
— Об этом я не думала, — хихикнула она. — Очень может быть, потому что больше я его не видела, хотя, кажется, он любил маму, но у мамы уже появился Игорь, мой отчим.
— А Игорь как к тебе относится, не обижает?
— Никак не относится, он все время работает.
— Мама тоже работает?
— Да вы что? — удивилась она. — Мама по магазинам ходит.
— Со своим родным отцом общаешься?
— Нет, — Элата отвела глаза.
— Ну а с парнями в школе дружишь? Кто-то нравится? Мне сказать можно, врач — друг человека. Мои архаровцы без ума от тебя. Даже стихи сочинили.
— Откуда вы знаете?
— Мне по должности положено все обо всех тут знать, работа такая. А если честно — настучали.
— Они не сочинили, а списали. Вот… — она вытащила из кармана свернутую записку и положила на стол. — Детский сад.
Христофоров расправил записку и пробежал ее глазами.
— Лучше солнца русской поэзии все равно не скажешь. Вон как пацаны трудились, даже книгу у Шнырькова выманили…
* * *
Телефон зазвонил, когда Христофоров вышел из метро и заскользил в сторону дома, стараясь не отрывать ног от земли и сохранять равновесие, как конькобежец.
— Две новости: плохая и хорошая, — сообщила Маргарита. — Хорошая — все именно так, как вы сказали: дневной сон заканчивается кошмаром. Плохая — тут шаром покати, блины съедены, второй пункт рекомендаций невыполним, подкрепиться нечем.
— Предлагаю совершить ответный визит, заодно и подкрепиться, — радостно сказал Христофоров, потому что, признаться, последние два часа его мучила мысль, что она не позвонит.
Мать вышла из своей комнаты заспанная. В последнее время она все чаще кемарила днем, а ночью бодрствовала: ходила по квартире до рассвета, гремела посудой на кухне. Колобродила, как перепутавший день с ночью младенец.
В холодильнике стояли борщ, рыба по-польски и картофельное пюре. С тех пор как мать сдала, по вечерам, когда не было дежурств, он готовил сам и, надо сказать, изрядно поднаторел. Делал для матери пюре на молоке и котлеты на пару, как когда-то готовила для него она.