Девочка Геле не понравилась. Слишком тихая. Геля попробовала с ней порисовать, но ничего не вышло: она неприятно подбирала сопли глотом и сломала два карандаша. Геля нарисовала обед и хотела им Тоню накормить. Тоня, чтобы не есть бумагу, отстранялась молча. Белая прядь ее накрутилась на пуговицу Гелиной кофты. Геля хотела высвободить пуговицу от Тони и рванула. Тоня сделалась красной, как стол, и заплакала без крика, то есть по-настоящему. Женщина Поля сказала:
— Опеть неладно! Ашь ты ж, обидушша кака! Не цапляй яё, она смйрна.
Геле совершенно не льстило звание «обидущей». Ей стало стыдно и непонятно, зачем они сюда приехали, и она заревела в полный звук.
Бабуль сказала:
— Девочки, не ссорьтесь!
Поля сказала:
— Тонькя, не ори у мене!
Тоня оставалась абсолютно немой, следовательно, «орать» на Полином языке означало что-то другое.
Зато с Сашкой дружба пошла. Лишь немного померились дедами.
Геля сказала:
— Мой дед знает немецкий.
— Он что, фашист? — с преувеличенным ужасом спросил Сашка.
— Сам ты фашист! Он строитель! — драться Геля не любила, но могла.
Сашка вырвался вперед.
— А мой дед знает американский! Он на войне американцами командовал.
Крыть было нечем.
— Американцы — империалисты, — нашлась Геля.
— Но на войне были за нас, — оправдательно сказал Сашка.
В знак дружбы они срубили дерево. Рубили весь день, в два стащенных из чуланов топора, умаялись. Это была береза в самом соку. Она кричала от каждого удара. Желтые курчавые клочья летели и вяли на лету. Надрубленная щепа веерно окружала ступенчатые места ударов. Топор вырывался из рук и тупо лязгал о ствол. Рушась, береза повалила несколько подростов.
Бабуль загадочно молчала. Геля ела суп. Бабуль сказала:
— Приходил лесник. Деревья рубить нехорошо. Оно на вас могло упасть и задавить. Топор мог отскочить и разрубить ногу. Я еле упросила не говорить деду. Он бы тебе всыпал.
Геля смутилась и запоздало испугалась. Она и без лесника переживала за погубленное живое. А Сашке таки всыпали.
Школа отстояла от их нового соснового дома километра на три. Бабуль пыталась убедить деда, что Гелю имеет смысл возить на машине. Дед сказал:
— Первого сентября, далее нигде.
Бабуль огорчилась, это было видно невооруженным глазом. А вооруженного у Гели не было. Что это вообще такое? Очки? И далеко ли три километра? Оказалось, порядочно. Потом, однажды, когда велели собирать металлолом, а металлолома в Туторовском никакого не водилось — одни мины в Брянском лесу, Геля увидела дедова шофера Славу и прыгнула в «победу» — единственную легковушку, дедом признаваемую. Слава сказал: