К ремеслу камнереза он привык и многое делал, уже не замечая действий. Ставил леса на высоту надписи. Размечал пропорции. Рассматривал и трогал камень, определяя направление слоев. Смачивал его, чтобы ярче обозначились линии изгибов. Наклонял резец под нужным углом, не пользуясь отвесом. Научился избегать «каменных ушибов» из-за слишком острого угла, когда камень белел, как мертвец, и на готовом изделии оставались неустранимые пятна. Высекал от края к середине, но уже не боялся и краев, ударяя молотком глубоко, мягко и в направлении неизбежных на любом камне мелких трещин.
Многое зависело от того, насколько тщательно камень подготовлен для высечения. Отесчики те еще лоботрясы. Если при резьбе вдоль трещины отколются даже крохотные чешуйки, намаешься до одури при шлифовании. А борозды должны быть одинаковыми по глубине и не съезженными по краям. Камнерез то и дело меняет точки удара, а туловищем и руками владеет не хуже гимнаста. Если бы надпись была в одну строку, как просят скупые заказчики, он бы не совершил открытия. Но этот, сэкономив на камне и коре, размахнулся аж на четыре строки. Латипос помнил все свои надписи наизусть, а эту — лучше остальных, пусть она и казалась ему косноязычной:
Слез не могу сдержать:
Над могилою стела —
Памятник нашей любви.
Как же ты рано ушла!
— Ну, что стоишь? — разбудил его Алейпт. — Снимай тряпку, давай смотреть.
Латипос прянул назад, но справился с собой и пошел к стеле. Он понимал, что тянуть дальше бессмысленно. Сорвал рогожу и стоял, словно курос. Алейпт приотстал: он в последнее время вообще заметно сдал. И видеть стал хуже.
— Может, не заметит? — мелькнуло у Латипоса.
Он усмехнулся от собственного мальчишества: Алейпт славился дотошностью и воспитанников изводил, пока не добивался своего.
Софронист подковылял к могиле, прищурился, защитив глаза ребром ладони. Кинул взгляд вверх. Время потекло густо, как тимьяновый мед. Алейпт, кряхтя, осторожно взобрался на леса. Смотрел на стелу долго, гораздо дольше, чем требовалось для прочтения.
— Ты рехнулся? — спросил он, не глядя вниз, достаточно спокойно и крайне устало. — Что ты сделал? Зачем?
— Даскалос…Пэдагогос… — залепетал Латипос снизу. — Учитель… Я сейчас объясню.
— Подожди-подожди… — зачастил Алейпт, колеблясь на площадке и поставив руки враспор, как делают, не желая слушать собеседника. — Я хочу сам понять. Тебе что, работа не нужна?
— Нужна, — вздохнул Латипос. — Еще как нужна!
В голове разом сложилась причудливая фигура всех долгов и неутолимых желаний.
— Так, — Алейпт словно отряхнулся от тяжелого сна. — Лезь сюда. Давай разбираться. Значит, ты, как обычно, шел слева к середине.