— Да, — вскарабкавшись на площадку, подтвердил Латипос очевидное.
— Дошел до правого края, — продолжал расследовать Алейпт. — Загнул строку вниз…
Он ощупывал надпись, как слепой, водя по каждой бороздке пальцем.
— Затем повернул назад. Но не прервал работу, а стал выбивать буквы наизнанку. Так?
— Да, — сказал Латипос.
Бояться разоблачения оказалось не столь мучительно, как слушать эти догадки.
— Затем снова дошел до края и снова избежал пустой проходки в обратном направлении, завернув слово теперь кверху. Стало быть, две строки получились обычными, а две зеркальными. И как это назвать?
— Бустрофедон, — скороговоркой пробормотал Латипос.
— Ка-ак? — слово отшатнуло Алейпта от надгробия, и он ухватился за Латипоса, чтобы не свалиться вниз.
— Бустрофедон, — повторил ученик, прочистив горло. — Бык идет за плугом, и пахарь не дает ему отдыха в конце борозды.
— Да ты поэт! — насмешливо воскликнул учитель. — «Или, изогнутый плуг волоча, рассекает им землю». Так, что ли?
— Так, — повторил Латипос, вдруг почувствовав уверенность.
— Вот до чего доводит лень! — назидательно, но полушутливо припечатал Алейпт, начиная осторожное схождение. — Вот к чему ведут бычьи мозги. То есть тебе надоело двигать леса вхолостую, и ты испещрил камень абракадаброй? И что мы скажем заказчику?
— Он неграмотный, — поспешно вывернулся Латипос и спрыгнул на землю. — Для него это немой узор, не более. Он будет смотреть только, ровно ли лежит строка.
— Откуда ты знаешь? — через паузу спросил Алейпт.
— Я проверял. Я дал ему табличку с заготовкой. Он смотрел на нее, как баран на солнце.
Алейпт отошел от стелы и присел на постамент куроса, изображавшего юношу с конским членом и плотно прижатыми к бедрам руками.
— А на табличке ты тоже так вывернул?
— Нет, — возразил Латипос. — То, что имеет смысл для камня, глине и свинцу не нужно. Там рука с молотком не заслоняет букв. И это не лень. Это змейка.
— Какая еще змейка? Которая ужалит твоего быка? — усмехнулся Алейпт.
— Ну, цепочка, — уточнил Латипос. — Которая делает текст связным, а не прерывистым. Воловья пахота. Бустрофедон. И притом это красиво.
— Так ты нашел способ письма на камне? — словно только что догадался Алейпт. — Ты совершил открытие? Ты хочешь стать бессмертным?
— Хочу, — сказал Латипос, снова охрипнув. — А кто не хочет?
— На камне вечно писать не будут. Ты же это понимаешь. Уже давно пишут на папирусе, на коже, на пальмовых листьях, на подкорье липы, на ионийском льне. Даже на глине писать проще. А там еще что-нибудь придумают. Человек всегда будет искать облегчения. Как и ты его ищешь. И это облегчение будет сжимать вечность. Она сократится до дня, а потом и до часа. Рано или поздно мир станет одноразовым, как еда и вода. Если нельзя дважды войти в одну воду, то нельзя дважды и съесть одну лепешку.