Черный ангел (Иванов, Зарин) - страница 45

И вдруг раздался свист паровоза.

Этот глухой свист словно прогнал волшебство. Я вскочил, я закричал изо всей силы, забился, отчаянно стараясь освободиться от цепких сухих пальцев, полуобхвативших мне горло… И я — проснулся.

Никого не было, лампочка тускло мерцала, поезд грохотал. Я зажег верхний свет и провел рукой по лбу. Он был влажен от холодного пота. Итак, это был только кошмар. Нелепый кошмар, странный теперь, когда поездка по Волге укрепила мои нервы. Поездка по Волге! Как далека она была теперь… Мои пальцы дрожали, когда я закуривал папиросу.

Электричество ярко светило. Успокоительно глядели ремни моего портпледа, но гнет дурного сна все еще тяготел надо мною. Одиночество было невыносимо.

Я встал, накинул пальто и вышел в коридорчик вагона.

Я думал, что встречу только разве кондуктора или какого-нибудь заспанного одинокого пассажира и очень дивился, увидев целую толпу у дверей смежного с моим купе. Все стояли тихо, шепотом переговаривались. Человек в железнодорожной форме возился у дверного замка.

Я спросил, что это значит.

— Разве вы не слышали душераздирающего крика? Он был из этого купе, — ответил пожилой пассажир, к которому я обратился с вопросом.

Ясно было: их испугал мой крик.

— Господа, — начал я, улыбаясь, — во всей этой тревоге виноват я…

Но тут — дверь поддалась, и все, не слушая моих слов, хлынули в купе. Зажгли свет. Забившись в угол дивана, с выражением безумного ужаса на лице — откинув голову, сидела женщина. Она была мертва. Следы пальцев ясно синели на ее шее. На полу лежала широкополая, черная мужская шляпа. Поезд на первой же станции обыскали — но пассажира в черной крылатке, с худыми страшными пальцами, совершившими это — не было среди встревоженных, сонных, разбуженных среди ночи людей.


Георгий Иванов

КВАРТИРА № 6

Петроградский рассказ

1

Неожиданные обстоятельства заставили меня покинуть родную усадьбу и поселиться в Петрограде. До сих пор я бывал в северной столице лишь наездами и всегда спешил поскорее покинуть этот сырой, неприветливый город. И теперь, трясясь в извозчичьей пролетке с вокзала на 17-ю линию Васильевского острова, вечером под мелким осенним дождем, я чувствовал себя не особенно важно. Подумать только, что теперь на Волге вечера янтарные, ясные, с легким холодком. Деревья в золоте, вода как студеное стекло, и в ней отражаются ветки, обвешанные румяными яблоками, желтыми грушами и черными сливами. А какой воздух!..

Но дела мои были важными, и что же мечтать о невозможном. Мне предстояло прожить в Петрограде по крайней мере до января. Чтобы прогнать грустные свои мысли, я стал раздумывать: как-то я устроюсь на незнакомой квартире, нанятой мне приятелем? Он писал мне, что теперь в Петрограде найти что-нибудь сносное очень трудно. «Впрочем, тебе посчастливилось, — кончал он письмо, — твоя квартира, правда, довольно далека от центра, но комнаты теплые, хорошие, в окна отличный вид и до трамвая совсем близко»…