С Волги был и местный поп Анисим. Он очень реки любил. Отслужив заутреню, бывало, брал бредень и направлялся с дьяконом Никодимом на Вихлянку за карасями. А так как караси в чистой воде не ловились, воду надо было постоянно мутить, то отец Анисим скликал ребятишек:
— Месите, божьи дети, заводь. По копейке дам.
Ребята хныкали:
— Батюшка, там пиявок много. Заплатите по две.
— Ладно, ладно, ерухи. Оплачу по две. Только чтоб отменно. Как тесто, взмесили.
После изнурительного труда отец Анисим все же платил по копейке, так как, по его словам, грязь была недостаточно взмешана и большой карась якобы остался на дне.
Когда же ребятишек поблизости не оказывалось, отец Анисим и Никодим раздевались догола и месили грязь сами. Потом раскидывали на всю заводь бредень и долго тянули. Дьякон был худой, немощный (батюшка мог двух таких взять в охапку и унести), то и дело спотыкался, ронял «клячу», и Анисим сердито покрикивал на него:
— Ах, чтоб тебя! Да тяни же, тяни, ради Христа. Хлебов ты, что ли, не ел?
— Да тяну, ваше священство. Всей мочью тяну.
— Тянешь ты, яко конь, не евши овса. На Волгу бы тебя, к рыбакам. Враз бы выбили лень. Ах, мать божья! Опять, анафема, сверх сиганула. Да держи же мотню! Держи!
Наловив карасей, они варили тут же на берегу уху, распивали бутылку, и захмелевший батюшка раскатисто пел:
— «Ой ты, матушка, ты раз-доль-ная! Утопи ты в ней грусть-тоску мою…»
Приезжали на все лето с Волги цыгане — черные, загорелые, а с первыми прихватами уходили снова куда-то под Астрахань, где, по их словам, зимой тепло, как на печке, и в верстовых затонах рыбы ловятся семипудовые.
В сознании Сергея долго не вмещалось представление о размерах Волги и таких огромных рыбах в ней. Самой большой речкой он считал свою Вихлянку, потому что никогда ему не удавалось переплывать ее. А попавшего однажды в сачок усатого налима — самой великой рыбой. Соразмерно было понятие и о кораблях. Лодка отца Анисима считалась сказочным дредноутом, и, когда удавалось украдкой, с большим риском (отец Анисим больно сек крапивой) покататься на ней, радости не было конца.
Уже много позже, когда учился в школе, узнал Сергей правду о Волге, и восторженное чувство охватило его. Захотелось побывать на родине Ленина и Горького, своими глазами увидеть Жигулевские горы и песчаные плесы, по которым когда-то брели бурлаки, походить по степному прибрежью, где звенели сабли, скрещенные в бою, поплавать на лодках в астраханском царстве пуганных птиц.
И вот теперь, на тридцать втором году жизни, сбылась давнишняя мечта Сергея. Он ехал на Волгу — волнующую сердце Волгу.