— Видал?
— Да! Новоявленная принцесса. Кареты только нет.
— Будет и карета, — усмехнулся Замков и с ходу задал девушке свой неизменный вопрос: — Как попали в плен?
— Я не пленная, а угнанная.
Замков тут же усомнился:
— А может, сама завербовалась, уехала с фрицем каким?
В глазах девушки блеснули слезы. Дрожащими пальцами ома с трудом развязала на груди узел платка, протянула истертое до дыр свидетельство о рождении.
— Да вот же. Вот в метрике написано. Мне лишь шестнадцать было.
Замков, не глядя в документ, вернул его назад.
— Спрячьте. И слезы тоже. Москва слезам не верит. Чем занималась там, в Германии?
— Работала прислугой в имении барона.
— Оно и видно. Принарядилась, как баронесса Труляли.
Девушка не приняла насмешку всерьез. Она все еще находилась в том состоянии, когда человек, вернувшись после долгих лет разлуки домой, смотрит на все восхищенными глазами и на какое-то время бывает, не в состоянии трезво оценить представшее перед ним. Эти люди, сидящие за красным столом, были для нее сейчас самыми дорогими, самыми желанными. Они были первыми, кого она встретила на родной земле и кого по праву своей мечты готова была расцеловать. Все, что спрашивали они, она считала нужной минутной формальностью, за которой последует доброе напутствие и отправка домой. Однако вскоре она увидела, что дело принимает какой-то печальный оборот. Толстоватый майор начинает все больше злиться. За что?
— Кто подтвердит, что была прислугой? — спросил он, насупив брови.
Девушка пожала плечами:
— Я, право, не знаю. У меня подружка была, но…
— Что, но?
— Погибла она, — вздохнула девушка. — Трех дней не дожила…
В глазах девушки помутилось. Белая береза вдруг стала черной. Черной, как ночь. Замков сунул в руку девушки стакан воды и, торопясь, позвал очередного:
— Следующий! Подходи-и…
К столу степенным, некрупным шагом подошел долговязый священник в пропыленной рясе, с оловянным крестом на груди.
— Мир вам земной, — перекрестясь, поклонился он до пояса. — Священник храма божьего, Денисий Коломенско-Казанский. Дозвольте пострадавшему от супостата возвернуть стопы в лоно земли-матери.
Увидев попа, Замков обрадовался, как будто встретил своего давнишнего приятеля. Как и когда-то в тридцатые годы — времена закрытия церквей и жарких атеистических дискуссий — его охватил мальчишеский азарт подшутить над попом, поддеть, его за живое. Факты? Да вот же сам батюшка, не убереженный богом, попавший в плен.
— Так говорите, ваше священство, — начал Замков, — от супостата пострадавшие?
— Истинный Христос, — мотнул рукавом по лицу Денисий. — Такое пережито! Такое видано! Не доведи господь.