И вот сейчас перед Иосифом стоял молодой мужчина, похожий на того шкурника. Может, сын? Или младший брат? А может быть, просто похожий? Кто знает... В любом случае получается, что живуче их, этих людей, племя. Наверное, в этом же племени женщина, к которой Теклюшка попала в плен...
Вообще-то, главное, что Иосиф напал на их след. Очень хорошо, что они им заинтересовались. Он уже думал, как найти ту, что издевалась над Теклюшкой. И однажды решил: прикинусь нищим, займу ее место у входа на базар. И стал, протянул руку: «Подайте...»
Рядом ходят люди — горожане и деревенские. Кто подаст какую копейку, а кто молча пройдет мимо — не у каждого есть чем поделиться с нищим.
Стыд сжигал Иосифа, каждый поданный грош — будто кипятком в лицо! Но держался как только мог. А вскоре напротив него остановился какой- то молодец. Из-под черных густых бровей бросил на него колючий взгляд. Иосиф свой не отвел, выдержал, хотя холодок пронял тело, через некоторое время тот, ничего не говоря, исчез.
Понял Иосиф, что «клюнул» на него парень, как щука на наживку. Клюнул, но сразу заглатывать не стал, ушел, не иначе, чтобы посоветоваться, как быть дальше с тем, кто самовольно стал, как говорила Теклюшка, на хлебное место. И в подтверждение, что «клюнул», через некоторое время парень вновь не торопясь прошел возле Иосифа, стал в отдалении и долго смотрел ему в лицо, наверное, чтобы хорошо запомнить. Иосиф сделал вид, что не замечает его, но и он запомнил: лоб широкий, на нем гвозди ровнять, глаза темные, зубы редкие, желтые, посреди, в верхнем ряду — вставной металлический.
Иосиф как ни в чем не бывало продолжал стоять, мужчина исчез. Понимал, к вечеру вернется, чтобы забрать то, что подадут за день, и может быть, поведет туда, где удерживали Теклюшку.
Коли так, нужно продолжать просить подаяние. Ничего, что стыдно, выдержит. Только бы никто из гуднянских мужиков не появился, те нищему обязательно подадут. И могут узнать его. Да и сам Иосиф может себя выдать.
Это будет ужасно. Не объяснишь же, почему стоишь с протянутой рукой, хотя вряд ли кто будет слушать, скорее всего, презрительно покачает головой, отойдет подальше. И вдруг ужаснулся: размышляет о себе, а на базаре остались Катя с сынишкой!..
Иосиф до хруста сжал костыль, сорвался с места и направился к базару.
Долгой, бесконечно долгой показалась ему эта, с полверсты, улица. А когда вошел в ворота, на базаре уже не было ни Кати с сынишкой, ни того парня: вот и думай, не пришел ли тот сюда, пока Иосиф отсутствовал, да не потащил ли их за собой?