— Но, — растерялся Иосиф, — а я думал...
— Не расстраивайся. Как тебя зовут?
— Антон, — растерянно ответил Иосиф, впервые назвавшись именем хозяина хутора. Почему он так сделал, и сам не мог бы объяснить: назвался и все. (Позже понял — Иосифа уже нет...)
— А я Архип, — сказал мужчина и подал Иосифу руку. Для человека такого возраста рука была еще довольно крепкая. Иосиф осторожно пожал ее. Он уже и не помнил, кто и когда подавал ему руку. — Ну вот и познакомились,— продолжал мужчина. — Так вот, Антон, видел я, как ты веслом правил. Ловко! На реке вырос?
— На реке.
— Города не знаешь?
— Нет.
— Тогда и не ходи туда. Со мной дело имей, не пропадешь. И мне легче будет. А то...
Он умолк, наверное, понял, что сказал лишнее.
— А что такое? Почему тогда тебе будет легче? — спросил Иосиф, будто давно знал Архипа.
— Почему... — вздохнул тот. — И дом есть, и дома не живу.
— Поссорился со своими?
— Хуже, но не будем про это. А ты мне чем-то понравился. Вижу, поладим.
— Почему бы и нет? — сказал Иосиф и поймал себя на мысли, что уже нормально разговаривает, будто не было столько времени молчаливого одиночества. Торговать он не умел, обрадовался, что встретил человека, который согласен забрать его товар.
— Говори, что тебе дать за твое добро, — предложил мужчина.
Иосиф сказал: немного соли, какой-нибудь крупы, спичек, если есть —
хлебушка хотя бы с полбуханки.
— Дам, — сказал мужчина и добавил: — Пошли со мной.
Взяли все, что привез Иосиф. Вышли на узкий лужок, усыпанный цветущей душицей, или как называли в Гуде, материнкой. По лужку, по извилистой тропке, ведущей от лодочной пристани к улице, дошли до небольшой деревянной бани. Иосифа удивило, что Архип повел не к дому, а к бане, стоящей у самой воды на высоком берегу в десятке метров от огорода.
— Здесь я и живу, — объяснил Архип. — А в доме (показал рукой вверх) пусть молодые живут.
Он открыл дверь, пригнулся, шагнул в предбанник. Иосиф вошел следом.
Предбанник был тесный. Слева от двери возле маленького окошка стоял узкий откидной столик, накрытый белой домотканой скатертью. На столике в стеклянной баночке красовался букетик лилово-розовых матердушек.
Архип заметил, что Иосиф недоуменно посмотрел на цветы, усмехнулся:
— Внучка приносит. Я ей как-то сказал, что там, где я родился, эти цветы называют матердушками, так ей запало в душу. Говорит: «Деда, как красиво — мамина душа». Вишь, у самой душа-то еще махонькая (Архип осторожно сжал ладонь, словно там находилось что-то живое), а сколь много вобрала в себя... — Глянул на букетик, продолжил: — Конечно, красивые цветы. Вот, стоят...