В автобусе рядом с ней села совсем маленькая девочка — может, из подготовительного класса. Айви даже пробовать не стала занять место для Сьюзен. У основной школы в автобус хлынула толпа учеников. Все держали такие же листочки с призывом вступать в оркестр. Айви перехватила встревоженный взгляд Сьюзен, но в ответ только кивнула на свою соседку и пожала плечами.
Всю дорогу домой Айви упорно смотрела в окно. Разве не мог хоть кто-нибудь рассказать им с мамой и папой о двух школах? Сьюзен, миссис Уорд, Бертина, Гильермо… Или они не знают, что в других районах Калифорнии все учатся вместе? Не понимают, как это унизительно? Снова она еле справилась со слезами.
Когда Айви шла по проходу к дверям, Сьюзен сказала:
— Айви, пока! До завтра!
— Пока, — ответила она, отворачиваясь.
Было стыдно видеть, что Сьюзен ее жалеет.
Когда двери автобуса закрылись у нее за спиной и раздался шум мотора, у нее словно гора с плеч свалилась.
Потом она увидела, что в нескольких шагах от дороги стоит мама, улыбаясь и раскинув руки ей навстречу. Тут все загнанные вглубь чувства наконец прорвались наружу, и Айви разрыдалась.
За ужином, слушая папину возмущенную речь, Айви чувствовала себя такой измотанной, словно ее прокрутили через отжим в стиральной машине.
— Моя семья живет здесь больше ста лет! Мой прадед работал на ранчо, когда эта земля еще принадлежала Мексике, а не Калифорнии! Ты, Айви, полноправная американка, так же как и мы с мамой. И наши родители тоже были американцами, и их родители тоже, пусть земля им будет пухом! Лус, когда ты оформляла документы Айви, тебя не предупредили про две разные школы?
— Нет, — ответила мама. — Взяли бумаги, сказали «спасибо». Еще сказали, что она может приступить к учебе с сегодняшнего дня и что за ней будет заезжать автобус. Бертина в письме ни слова о другой школе не говорила. И миссис Уорд ничего не сказала, когда я ее спрашивала насчет автобуса. Все ведут себя так, как будто это само собой разумеется.
— И подружка твоя ничего не сказала? — спросил папа.
Айви покачала головой.
Папа то умолкал, возвращаясь к еде, то снова взрывался:
— Почему здесь такие порядки? Во Фресно все дети учатся вместе: японцы, филиппинцы, мексиканцы, англо-американцы. Или мы все не граждане штата Калифорния?
Он зачерпывал мамин острый суп «альбондигас» и продолжал говорить, держа в руке ложку с тефтелькой.
— Значит, нам разрешается вместе с ними заниматься музыкой и спортом? Но только после уроков! Вместе с ними воевать тоже можно. Мой сын сражается за нашу страну! Что за бред? — Папа шумно прихлебывал суп и кричал с полным ртом: — Я поговорю с директорами обеих школ! Пусть тебя переводят!