Еще на одном снимке был школьный оркестр. Фридрих отыскал отца в группе струнных — первая виолончель. Но его взгляд задержался на маленьком дирижере с палочкой в руке. Мог бы он быть на этом месте?
Фридрих спрятал фотографии в карман. Потом поставит у себя на тумбочке. Остальные сложил в шляпную картонку и документы туда же. С нижней стороны крышки был приклеен конверт. Фридрих вытащил оттуда листок бумаги, на котором был чернильный оттиск младенческих ступней, а ниже написано имя: Фридрих Мартин Шмидт. Еще ниже — его, Фридриха, дата рождения и слова: «Причина смерти — эпилепсия».
Сердце пропустило удар.
Фридрих перечитал снова.
Его имя и его дата рождения. Значит, и следочки его. Но у него нет эпилепсии! И он жив, еще как жив! Почему кто-то написал, что он умер? Руки, держащие листок, тряслись.
Он не слышал, как открылась входная дверь. В комнату вошла Элизабет и принялась разматывать шарф.
— Как обычно, фрау фон Гербер знает все обо всех! Сразу сообщила мне все новости. Она поздравила меня с переводом в Берлин и сказала, доктор Браун очень рад, что кто-то из его пациентов занялся медициной, хоть я и не смогу проходить практику у него. Еще она соскучилась по моему варенью из айвы. Я пообещала, что скоро сварю и пришлю ей.
Элизабет подбоченилась, внимательно глядя на Фридриха.
— Что с тобой? Ты такой бледный.
Он протянул ей листок.
Элизабет прочла, и ее губы приоткрылись, но она не смогла выговорить ни слова. Наконец она сказала:
— Тут какая-то ошибка.
— Это моя дата рождения и мое имя.
— Фридрих, наверняка это можно объяснить. Пойдем!
Фридрих, как во сне, пошел за ней на кухню. Отец, стоя у раковины, набирал воду в чайник.
— Отец! — позвала Элизабет.
И протянула ему бумажку.
Он сперва удивился, а потом словно что-то вспомнил:
— Где ты это нашла?
— Фридрих нашел.
Отец кивнул:
— Так много лет прошло… Я и забыл.
— Почему здесь написано, что я умер? — спросил Фридрих.
Отец перевел взгляд с него на Элизабет.
— Садитесь… Я объясню.
Фридрих и Элизабет сели напротив отца, а он поставил на стол холодный чайник и обхватил его ладонями.
Потом глубоко вздохнул.
— Роды начались ночью. Доктор Браун и медсестра приехали к нам домой. Как только ты появился на свет, у тебя начались судороги. Доктор Браун сказал, что ты не доживешь до утра. Медсестра перед уходом сделала отпечатки твоих пяточек, маме на память — хоть какоето утешение. А ты взял и дожил до утра. И следующий день пережил, и следующий. А мама… начала угасать несколько месяцев спустя.
У отца на глазах блестели слезы.
— Почему ты никогда не рассказывал? — спросил Фридрих. — Про эпилепсию?