В лечебницу? Фридрих невольно потянулся к отцу, как маленький.
— В этом нет необходимости. — Отец взял Фридриха за руку. — Не волнуйся, сынок. Наверняка недоразумение скоро выяснится. А пока ступай к дяде Гюнтеру.
Фабер посмотрел на Фридриха:
— Твой дядя, у него те же взгляды, что и у отца? Обычно с близкими родственниками так бывает. Он тоже любитель жидов? Как его зовут, говори!
Фридрих в страхе переводил взгляд со штурмовика на отца. Отец чуть-чуть качнул головой.
— Неважно, узнаем от твоего папаши.
— Пошли уже! Оставь мальчишку, — сказал Эйфель.
Отец сжал руку Фридриха и сразу отпустил.
Фабер встал по стойке смирно и продекламировал:
— На основании первого пункта Указа рейхспрезидента от двадцать восьмого февраля тысяча девятьсот тридцать третьего года «О защите народа и государства» вы задержаны в интересах общественной безопасности и порядка, по подозрению в подрывной деятельности.
Штурмовики вывели отца за дверь и усадили в большую черную машину.
Фридрих подождал, пока машина уедет, потом схватил пальто и выбежал на улицу.
Фридрих не помнил, как добежал до дома, где жил дядя Гюнтер.
Он стоял на лестничной площадке, запыхавшийся и с колотьем в груди.
Фридрих изо всех сил стукнул кулаком в дверь.
Дядя Гюнтер открыл, и Фридрих ворвался в квартиру.
У дяди Гюнтера кровь отхлынула от лица:
— Значит, за ним уже пришли.
Фридрих кивнул, хватая ртом воздух.
Дядя Гюнтер закрыл дверь, провел Фридриха в кухню и усадил за стол.
— Расскажи, что именно они сказали?
Слова смешались в кашу у Фридриха в голове, но он постарался повторить как мог точнее.
— На них были коричневые рубашки штурмовиков или форма местной полиции?
— Коричневые рубашки.
Дядя Гюнтер потер лоб.
— Дело хуже, чем мы думали. Местные полицейские еще могут проявить сочувствие…
— Отец сказал, что вернется через пару часов. — Фридрих встал. — Нужно пойти домой, подождать его.
Дядя Гюнтер покачал головой.
— Нет, Фридрих. Через пару часов он не вернется. И домой тебе нельзя. Они еще придут делать обыск.
— Что там искать? — спросил Фридрих.
— Информацию. Улики. Что-нибудь ценное. Если найдут неодобренные книги или ноты, их конфискуют и сожгут.
Фридрих схватился за голову.
— Все из-за меня… Я сказал Ансельму, что мы едем в Берлин повидать Элизабет. Откуда я мог знать, что она поехала в Мюнхен, да еще с дочкой начальника полиции? Сестрой Ансельма!
— Племянник, никто не мог этого знать. Твоей вины тут нет. Но сейчас на разговоры нет времени. Нужно поскорее забрать твои вещи.
Знакомые уютные улицы Троссингена вдруг стали угрожающими. Следят ли за ними с дядей? Вдруг кто-нибудь на них донесет? Скоро и за дядей Гюнтером придут?