— Домохозяева, — поправил Майк.
— Ага. И вот мама нашла работу в закусочной, и мы жили все вместе у бабушки, и там было очень тесно.
— А где это было? — спросил Майк.
— Филли. Мальчишки так называют Филадельфию, сокращенно.
Майк кивнул, вспоминая крохотную бабушкину квартирку на третьем этаже с написанным от руки плакатиком в окошке: «Уроки игры на фортепиано». Пианино стояло в гостиной, и, пока бабушка вела урок, Майку было велено сидеть в спальне и развлекать Фрэнки. В теплую погоду, если Фрэнки засыпал, Майк устраивался на крыльце и играл на губной гармонике. Он уже тогда мог повторить любую песню, которую слышал по радио.
— А мама нам пела, — сказал Фрэнки.
— Каждый вечер. «Ты свети, звезда моя», «Спи, моя радость, усни»…
— А потом она заболела чахноткой.
— Чахоткой, — поправил Майк.
— Угу. Все время кашляла и худела, а потом пошла в больницу, но даже доктор не смог ее вылечить. Было грустно, только я этого не помню, потому что мне два года всего было, а тебе шесть, поэтому ты помнишь.
— Я помню, — прошептал Майк.
Бабушка занималась с Мэрибет Фланаган из квартиры напротив. Когда Мэрибет доиграла песню «Прекрасная Америка», бабушка покачала головой и сказала: «Мэрибет, я прыгала бы от радости, если бы ты как следует разучила эту песню и вложила в нее чуточку души. Поупражняйся эту неделю, потом приходи и порадуй меня».
Тут как раз мама вернулась с работы. Она вошла в комнату, посмотрела на бабушку, на Мэрибет Фланаган, на Майка и упала без чувств. Когда она очнулась, бабушка побежала звать соседей на помощь. Маму отвезли в больницу, а миссис Фланаган пришла посидеть с Майком и Фрэнки. Вернулась только бабушка.
Майк целыми днями стоял у окна и ждал маму. Бабушка ласково уводила его прочь, а он все равно возвращался на то же место, как почтовый голубь летит в свою голубятню. Казалось, не было ни минут, ни часов, только бесконечно долгий день, полный ожидания. День этот продолжался две недели, а потом бабушка сказала ему, что у мамы не хватило сил жить в этом мире.
А какой еще бывает мир? И где он?
Потом бабушка старалась занять его игрушками и книгами, но ничего не помогало, пока она не усадила его рядом с собой за пианино. Бабушка вела уроки, а Майк смотрел, как бегают по клавишам пальцы других детей, и слушал щелчки метронома.
Однажды в промежутке между уроками бабушка оставила его одного на скамеечке за пианино. Майк потянулся к клавиатуре, положил пальцы на клавиши, как делали ученики, и надавил. Но вместо гармоничного аккорда раздался резкий, мучительный звук, словно вся его печаль передалась клавишам и черная тоска отразилась в их звучании. Он расставил пальцы пошире и стал бить по клавишам, еще раз и еще, так что вся комната наполнилась его горем.